Одна маленькая ложь - К.-А. Такер

После паузы он продолжает:

– Потом мы ушли. Я просто повернулся спиной к отцу и вышел. С того дня я ни разу его не видел.

– И он… – Оборачиваюсь и смотрю на клинику. – Он сделал так, как велел Штейнер? Вот так просто?

Эштон чуть морщится.

– Не совсем… Перевод состоялся. Через два дня маму забрали и перевезли сюда. А через четыре дня курьер принес документы и письмо о намерениях. Отец передает мне права опеки. Теперь я отвечаю за благосостояние матери и ее финансы. Помнишь, я говорил тебе, что она была моделью?

Я киваю, а он продолжает:

– У нее было полно собственных денег. Когда она узнала про болезнь, она позаботилась о том, чтобы обеспечить свое лечение. Она с самого начала сама за все платила. Просто деньги были в его кармане.

– Значит, он тебя просто так… отпустит?

Эштон медленно кивает.

– С условием, что я обязуюсь не разглашать наши с ним… отношения. Начиная с детства и заканчивая историей с Даной. Всё. Я подписываю договор о неразглашении, и он гарантирует, что я его больше не увижу и ничего о нем не услышу.

Увидев на моем лице немой вопрос, Эштон отвечает:

– Я подпишу этот договор. Мне все равно. Все это в прошлом. А сейчас меня заботит совсем другое. – Эштон прижимает меня еще теснее. – Я совершил столько ошибок, столько тебя обманывал и так тебя обидел, что даже не знаю, как все это поправить. Но… Может, мы попробуем, – он сжимает челюсти, – как-нибудь все это забыть и начнем сначала?

Неужели это на самом деле происходит? Я сижу здесь с Эштоном – и это единственное, чего я хочу, – и наконец все это, может быть, правильно.

Почти.

– Нет, – еле слышно шепчу я.

Вижу, как Эштон напрягся, и в глазах его стоят слезы.

– Ирландка, я сделаю все. Все что угодно.

Опускаю руку и нащупываю у него на запястье этот ужасный ремень.

Мне не надо ничего говорить – он понимает меня без слов. Закатывает рукав куртки, обнажая вещественное напоминание о страшном прошлом, и молча смотрит на браслет.

– Отец выбросил ремень в ту ночь. Наверное, хотел избавиться от кровавой улики. Но я нашел его в мусорном баке и прятал у себя в комнате годами. В тот день, когда я замаскировал свои шрамы под татуировками, я сделал наручник из куска ремня. Чтобы он постоянно напоминал мне о том, что ради матери я должен держаться. – Взглянув на окно третьего этажа, где лежит его мать, он грустно улыбается. Сердце у меня ликует, когда я вижу, как он ловко расстегивает браслет. Спустив меня с колен, он отходит на несколько шагов и, собрав всю свою силу, закидывает последнее свидетельство власти отца над собой в гущу деревьев.

Поворачивается ко мне лицом, я вижу в его прекрасных карих глазах мольбу и желание – и у меня подкашиваются колени.

Подхожу к нему, прижимаю ладонь к его сердцу и закрываю глаза, чтобы запомнить этот момент.

Момент, когда я делаю выбор только ради себя.

И этот выбор правильный, потому что он правильный именно для меня.

Не могу сдержать улыбку и хочу высказать свое последнее условие…

Эштон никогда не отличался терпением. Заметив мою улыбку, он принимает ее за согласие. Его рот тут же накрывает мой, и он целует меня с такой страстью, что у меня подкашиваются колени и чуть не разрывается сердце.

Умудряюсь отстраниться.

– Подожди! Еще две вещи.

Тяжело дыша, он хмурит брови и недоуменно смотрит мне в лицо.

– Что еще? Хочешь, чтобы я и все остальное снял? – Приподняв бровь, он добавляет: – С удовольствием, Ирландка, только сначала предлагаю переместиться в более теплое место. На самом деле я на этом настаиваю.

Качаю головой и шепчу:

– Я хочу, чтобы тебе помогли. Тебе нужно с кем-нибудь поговорить обо всем этом. И во всем разобраться.

Эштон мрачно ухмыляется.

– Можешь не беспокоиться. Я уже попался в мягкие лапы доктора Штейнера. У меня такое ощущение, что теперь я займу твое еженедельное время приема: по субботам в десять утра.

На меня накатывает неимоверное облегчение. Если я могу кому-то доверить благополучие Эштона, так это доктору Штейнеру.

– Хорошо.

Он ласково чмокает меня в губы и шепотом спрашивает:

– А второе условие какое?

– Ты говорил, что хочешь все забыть. Но… я не хочу, чтобы ты забывал то, что было между нами. Никогда.

Эштон улыбается самой нежной улыбкой.

– Ирландка, единственное, что я не смогу забыть, так это каждую секунду, проведенную с тобой.

– Знаешь, а я почти целый годе не ела чизкейк, – бормочу я, лениво вожу вилкой по тарелке и смотрю с веранды, как над Майами-Бич клонится к закату июньское солнце. – Похоже, я его больше не люблю.

– Тогда я съем, – отвечает Кейси, которая чуть ли не облизала свою тарелку. – Или Шторм. У нее такая прожорливая малышка, что кормящая мамаша в день уничтожает тысяч пятьдесят калорий.

Похоже, крошка Эмили услышала волшебное слово, и на кухне тотчас раздаются голодные вопли. Опять. Эмили родилась в начале января, и как только ее приложили к груди, там она и осталась. Шторм достается по полной программе, но она переносит все с удивительным терпением и любовью.

С тех пор как я вернулась, Шторм стало чуть полегче. Эмили даже разрешает мне кормить ее из бутылочки. Шторм зовет меня своей палочкой-выручалочкой.

В конце концов я решила остаться в Принстоне до конца года и даже умудрилась вытянуть все предметы на твердую B. По иронии судьбы, лучше всего у меня дела обстоят по английской литературе, хотя для меня это был самый трудный курс.

Разумеется, в моем выборе остаться решающую роль сыграл Эштон. Как только все улеглось и не осталось места для лжи, жизнь превратилась в цепочку решений – маленьких, больших, простых, сложных – и принимать их должна только я. Для себя.

Начала с самого простого. Где я могу видеть Эштона как можно чаще – это очевидно. Ему осталось меньше года до окончания университета, и он решил доучиться, невзирая на то, по какой причине он туда поступал. Кроме того, как капитан команды он чувствовал ответственность перед командой за весенний сезон.

Со временем Коннор, Эштон и я помирились. Коннор скоро понял, что я для его лучшего друга не просто очередная девица на одну ночь. Он начал ухаживать за Джулией – той самой блондинкой, которая оказывала ему знаки внимания в клубе «Тайгер Инн». Как-то раз мы даже провели вечер вчетвером. Сначала была какая-то неловкость, но потом все сгладилось. Время от времени Коннор бросает на меня взгляды, и я понимаю, что его чувства ко мне еще не остыли. Надеюсь, со временем он все же поймет, что мы не подходим друг другу.