Выпускник. Журналист - Мэт Купцов

Смотрю на её торопливые, но ловкие движения — ну точно скорая помощь.

— Маша, ты что, всерьёз веришь, что вылечишь меня вареньем и чаем? — ухмыляюсь, хотя от этого опять начинает колоть в горле.

— Даже не думай иначе, я мертвого подниму из могилы, если такую цель передо мной поставить, — отвечает она с таким тоном, что отступать не хочется. А уж проверять эту истину, тем более. Потому что нужно очень срочно оклематься, уже к обеду должен стоять крепко на ногах.

Страхи мои об уходе Марии необоснованны, Машенька не такая, она видит во мне больного товарища и возится со мной. Поит меня горячим чаем с малиной и лимоном, закутывает всеми вещами, найденными в комнате.

— Теперь нужно тебя как следует укрыть, чтобы ты вспотел как крестьянин во время пахоты!

— Это обязательно?

Девушка кивает, забирает одеяла у ошалевших парней, складывает их одно на другое на меня.

Тяжело однако, но я терплю.

Наблюдаю как она вырывает у Коли из рук его теплые вещи.

Ржачно, до колик нас, но не Коляну.

— Отдай ты ей барахло это, не будь жадным буржуем, — говорит назидательно Миша.

И в следующее мгновение вещи летят на меня.

— Да, заберите всё!

Я уже начинаю забываться в полудрёме, пока Машка суетится вокруг — поправляет на мне одеяло, добавляет в чай очередную порцию варенья, громко отчитывает Колю, который смеется, как припадочный.

Маша даже не замечает — вся сосредоточена на моей «реабилитации».

В какой-то момент уже я сам себе кажусь настоящим больным, но вроде как жалко становится девчонку. Стоит тут, бедная, над комком из одеяла и кашляющего тела, старается, а парни ржут над ее методами лечения.

Несправедливо это. Хочу избавить девушку от мук, предлагаю ей сбежать.

— Машунь, спасибо. Это все, конечно, лишнее, я и сам справлюсь. Ты ещё тут надолго?

— Ты меня прогоняешь? Использовал, и больше не нужна? — не поднимая на меня глаз, бурчит она. И, не дожидаясь ответа, бросает: — Не очень-то и хотелось.

Снова проваливаюсь в дремоту.

Проснувшись в десятый раз за день, замечаю, что Маши уже нет, зато напротив меня сидит сама Веселова. Как ведьма из Вия, прилетела, пока я спал.

— Здравствуй, — говорит она твердо.

— И тебе не хворать, — отвечаю с иронией, чем ставлю ее в тупик.

— Ты нарочно лежишь в постели? Узнал, что я приду утром?

— Нарочно?.. Сессия на носу, с чего бы мне в постели валяться, я ж не валенок, — огрызаюсь я. — Зачем пришла?

— Я пришла сообщить тебе, что мы намерены провести собрание, на котором будем разбирать поведение некоторых комсомольцев…

Замолкает. Смотрит на меня в упор.

Мысленно заканчиваю: — .. отбившихся от рук.

— Веселова, ты совесть поимей! Твой товарищ в больничной койке лежит. А ты его судить собралась, — кто-то из парней делает ей замечание.

— Где же больничная койка, — пыжится девчонка, спорит с ребятами. Не привыкла, чтобы ее отчитывали. — Вижу, что Макар лежит под грудой вещей. Бардак устроил. Вот пожалуюсь коменданту общежития.

— Ну-ну, давай. Нет чтобы как женщина предложить свою помощь, помочь.

— Я не женщина! Я комсорг, — вскрикивает Лидочка, явно задетая и оскорбленная до глубины души словом «женщина».

— Вот Машка — та настоящая комсомолка, пришла и помогла. Комсомол сказал — надо, комсомолка ответила — есть, — говорит грозно Коля, которого никто не просил лезть в этот и без того сложны разговор.

Лидия становится пунцовой. Вскакивает, убегает.

Считаю до десяти. Она снова возвращается.

— Между прочим, я тоже хороший человек, — говорит и дрожит вся. — Сомов, даю тебе на перевоспитание месяц.

— Как насчет двух или трех? — смотрю на нее уставшим взглядом.

— Не испытывай терпение хорошего человека, — шипит она. — Пойдешь со мной в дружину? — неожиданно ставит вопрос ребром.

— Куда?

— Я уже заявление подала, и за тебя похлопочу.

Я и дружина? Тяжело вздыхаю. Времени в моей жизни как было в обрез, так и осталось. Шиш да маленько. Только на «поболеть».

— Коля хотел, — помогает мне отбить атаку Миша, подмигивает понимающе.

— Коля? Нет, я его в самодеятельность только могу взять, — бубнит Лида.

— Ты чего? — Колян злится. Оскорбленный до глубины души, наступает на Лидку. — Я между прочим, в секцию бокса записался… И Сомова записал. Так что некогда нам ходить-бродить по улицам, мы будем настоящим боксом заниматься, на соревнованиях выступать за честь университета. Не надо делать их нас маленьких человечков, — угрожает девушке, машет пальцем перед ее носом.

— Между прочим, все люди равны в Советах. Здесь нет ни маленьких, ни больших! — отбривает Лидка Колю. Бросает на меня вопросительный взгляд: — Макар, это правда. Ты теперь боксом будешь заниматься.

Вцепляюсь взглядом в Колю, хочу уничтожить его, изверга. Поставил меня перед выбором — дружина и Лида или с ним в секцию ходить.

— Да, — киваю. — Секция бокса. Когда там у нас первая тренировка? — Через два дня, — выпаливает с готовностью однокурсник. Даже товарищем язык не поворачивается его назвать, ведь он только что меня подставил. Теперь придется крутиться-вертеться как уж на сковороде, чтобы выбраться из неприятной ситуации.

Лидия уходит, а я выбираюсь из постели. Как медведь из берлоги. По-другому этот путь назвать невозможно.

Время обеденное, и из кухни раздаются аппетитные запахи.

— Сейчас бы покушать, — подмечаю я.

— Машу позовем?

— Не надо, бедная девчонка все утро меня выхаживала, а вы как черти смеялись над ней.

— Ну извини, смешно было. Она как жена вокруг тебя крутилась.

— Только жены мне не хватало для полного счастья!

Обедаем наскоро сваренным супом, на этот раз орудуем на кухне все вместе, вчетвером, чтобы быстрее было — кто чистит картошку, кто морковку крошит, Миша борется с худой курицей, пытается поджечь все ее волоски. Серега ему помогает.

Глядя на их потуги становится страшновато, такое ощущение, что парни намерены сжечь труп курицы, оставить насс пустой похлебкой.

* * *

Целый день зубрежки не проходит для меня даром. Всё, что учил до этого, укладывается в голове

Вечером звоню Нике, спрашиваю про Валентину.

— Когда она будет у тебя?

— Не раньше, чем через неделю. У нее же сессия. А тебе учиться не нужно? О развлечениях всё думаешь? — смеется она. — Не по-комсомольски это, Сомов. Какой-то ты неправильный.

— Не тебе учить меня жить по-советски. Тебе бы родиться в другое время в другом месте, Ника.

— И ты меня не учи жизни. Я на своем месте, между прочим, так как я никто не умеет собирать информацию. Ясно?

— Твои методы заценили бы милиционеры и следователи, но точно не журналисты. И не Мартынов…

— Шантажируешь?

— Упаси меня связаться с тобой.

— Если нужно