Западня для ведьмы - Антон Орлов

– Тут недалеко одна, улица Гравюр, могу показать. А деньги у тебя есть?

– Нет… – растерялась Тимодия.

– Вот гадство, и я без гроша. Но в этой лавке легко можно что-нибудь украсть, они придурки, а народ вокруг живет приличный, мыло или веник воровать не станут, это же не бриллианты, чтобы потом продать скупщикам краденого. Туда ходит за всякой мелочевкой прислуга из окрестных домов. Ты скажи, что тебя послали, у девчонок хорошо получается врать. И о крысином яде только спроси – мол, тебе просто велели узнать, есть он или нет и сколько стоит. В этом платье ты на служанку не похожа, поэтому говори, что гостишь у тетки, а прислуга у нее дура, поэтому послали тебя. А тут еще я подойду и начну что-нибудь спрашивать, они отвлекутся, тогда сразу действуй. Ха, там обычно сидит только один приказчик! Давай кулек из бумажки свернем, у меня есть, и не забудь потом руки вымыть с мылом.

– Грабить лавки нехорошо, – растерянно пробормотала девочка.

– Так это не грабеж, ты же немножко возьмешь, сколько тебе надо. Это называется необходимость для пользы дела, понятно?

Тимодия кивнула. Она больше не плакала.

Ту лавку Дирвен знал, так как зимой сидел там в засаде, выслеживая амулетчика из Сияна – наемного убийцу, приехавшего в Аленду для расправы с сиянской семьей, которая снимала квартиру на улице Гравюр.

Все прошло как по маслу, хотя Тимодия едва не спалилась. Приказчик поинтересовался с сочувствием:

– И много хвостатых у вас развелось?

На что девочка ответила:

– Это одна крыса, зато большая. – И добавила еле слышно: – Эта крыса мою маму убила.

Но тут вступил в игру Дирвен, вовремя уловивший, что она может брякнуть лишнее, и начал прицениваться к гвоздям. Приказчик был не тот, что зимой, не знал его в лицо, а порядки в лавке остались все те же. Пока новый покупатель заговаривал зубы продавцу, с помощью амулета целиком завладев его вниманием, девочка ходила вдоль полок и все рассматривала, будто бы из невинного любопытства.

Когда Дирвен сделал условленный знак – мол, действуй! – Тимодия словно оцепенела. Он уже подумал, что все насмарку, чего и ждать от такой малявки, но потом она решилась и отсыпала в кулек белесого порошка, чуть не грохнув банку на пол. Хвала богам, все-таки не уронила.

На улице они разошлись в разные стороны, и Дирвен бегом помчался в резиденцию: никакой сегодня Тамрилы, время на исходе. Зато крыса по имени Энга наконец-то поплатится!

А рог никуда не делся. Не надо было о личной выгоде думать.

Теперь ее наверняка отдадут какому-нибудь злому полицейскому и посадят в тюрьму. Она воровка, обманщица, преступница. Сначала вместе с большим мальчиком лавку обворовала, потом, вернувшись, наврала слугам, что вылезла за ограду, чтобы просто так погулять по улице в красивом платье, а потом…

Но какое это имеет значение, если мамы больше нет?

Больше нет – это значит, все закончилось насовсем. Они больше не будут собирать ракушки на берегу моря, а потом есть пирожки из корзинки. Мама больше не будет заплетать ей правильные косички (а то у самой Тимодии косички получались кривые и бантики не завязывались, как надо). Мама больше не скажет, что отдаст ее злому полицейскому из дома напротив, если она не перестанет оставлять еду на тарелке. Мама больше не будет подтыкать ей одеяло и ставить на ночь возле ее кровати зажженную лампу в виде домика, потому что Тимодия боится темноты. Они больше никуда не пойдут, держась за руки. Мама больше не будет сердиться, что она спотыкается на ровном месте и все делает неловко. Мама больше не будет рассказывать ей сказки, а сказки у нее были всякие – и те, которые все знают, и те, что она сама для Тимодии придумывала.

Всего этого никогда больше не будет.

То-то мама и ушла прямо по воздуху в ночное небо. Она приснилась уже после того, как ее убили, а Тимодия этого не поняла, хотя могла бы догадаться. Она ведь с первого дня почувствовала – что-то непоправимо оборвалось, ей все время хотелось плакать именно из-за этого, а вовсе не потому, что она капризная.

И еще было тоскливо оттого, что господин Эдмар оказался негодяем. Раньше она считала, что он все-таки хороший, пусть и любит над всеми насмехаться, а он убил маму и сделал вид, что ничего не случилось.

Видишь кого-то не таким, как на самом деле, предполагаешь о нем что-нибудь интересное, притягательное, а после выясняется, что ты все это сам понапридумывал… Тимодия столкнулась с этим впервые в жизни, и разочарование ее ошеломило. Хотя по сравнению с тем, что у нее больше нет мамы, это не слишком важно.

Где-то внутри ей было очень больно, как будто в глубине души ворочалось что-то с острыми шипами – вроде того морского ежа, запутавшегося в клубке пахучих водорослей, которого они с мамой однажды нашли в полосе прибоя.

То, что она опять плачет, никого из прислуги не удивило: обычное для нее настроение.

Господин Эдмар – подлец и убийца, и еще он могущественный маг, а Тимодия, хоть про нее и говорят, что она тоже станет волшебницей, колдовать пока не научилась и ничего ему сделать не может.

Зато она умеет печь пирожки с яблоками, вот и напечет ему пирожков. За маму.

Полуденного тенетника разглядели в последний момент, а то бы угодили прямо в солнечную паутину, коварно раскинувшуюся над солончаковой проплешиной. Небо сияло во всю ширь, солнце заливало равнину слепящим блеском, в стороне сверкало соленое озеро, и его берега искрились, словно там рассыпаны алмазы: пройдешь мимо – упустишь шанс разбогатеть.

Господина Бровальда спасали от этого жестокого сияния очки с зелеными стеклами, со сломанным и починенным заушником. У Кебрехта были казенные очки получше, с впаянным амулетом.

Суно, Зомар и курьер Ложи почти одновременно заметили тенетника, занявшего довольно большой участок: еле различимый световой шатер со сплошной сетью внутри.

Пришпорив купленную в Сакханде лошадь, Кебрехт рванулся наперерез проводнику из Мепсахата, который трусил на муле впереди всадников и верблюдов прямо в паутинно-солнечные хоромы, поджидавшие пищу.

Хвала богам, успел, к общей радости.

Впрочем, вряд ли к общей. Орвехт склонялся к версии, что кто-то из попутчиков – человек Мулмонга и Лормы. Такие агенты наверняка есть во всех караванах, которые вышли в тот день из мадрийской столицы. Либо же это проводник: потому он и направился прямиком в ловушку, ведя за собой остальных. Если ему пообещали, что тенетник отпустит его живым, да хорошо заплатили… В Мадре, где превыше всех богов почитают Ланки Хитроумного, и дети, по сурийскому присловью, торговаться научаются раньше, чем ходить, кого-то подкупить – дело недолгое.

Маленький караван забрал в сторону, обходя западню. Быть того не может, чтобы местные не знали о таком громадном тенетнике. Или проводник – предатель, или эта тварь появилась на хоженом пути недавно – специально ради них.

В сказках бывает, что кто-то уходит «куда глаза глядят». Вот и она так уйдет – насовсем и неважно куда, это ей все равно.