Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

— Но рана даже сейчас кровоточит! Тебе обязательно нужен лекарь. Ты, взрослый человек, неужели этого не понимаешь?

— А ты понимаешь, что у меня и у русских сотни тяжелораненых, которым необходима срочная помощь! Срочная! А меня с этой царапиной казаки поднимут на смех. И разве я не сказал, что лучшим для меня лекарем будешь ты? Только из-за такого лекаря я покинул застолье у князя Меншикова и не стал праздновать победу со своими старшинами, что делал всегда. Не веришь? Сейчас докажу...

Скоропадский подхватил Марысю на руки, посадил себе на колени. Принялся целовать вначале в губы, затем все ниже, пока не добрался до грудей. Но когда его рука скользнула Марысе под подол платья, она соскочила на пол, опасливо покосилась на дверь.

— В доме полно джур, а двери такие, что из-за них каждый шорох слышен. К тому же ты ранен и потерял много крови.

Скоропадский рассмеялся.

— Думаешь, джуры не знают, чем мы с тобой наедине занимаемся? Уверяю, никто из них не считает, что мы друг дружке псалтырь читаем. Потом, джурам сейчас не до нас: по дороге сюда от князя Меншикова они отловили в лесу четырех удравших от русских девок и притащили с собой. Девки молодые, статные, хороши собой, так что хлопцы будут тешиться с ними, покуда не надоест. А рана... Какая это рана, если я на ногах и уже позабыл о ней. Смотри...

Марыся не успела что-либо сказать, как очутилась на перине, ее платье полетело на пол, а Скоропадский, стоя рядом на коленях, гладил ладонями ее обнаженные бедра.

— Иванку, может, займемся этим чуть позже... на... на... на десерт? — робко предложила Марыся, понимая, что говорит глупость, поскольку последние слова фразы произнесла, уже занимаясь тем, что хотела перенести «на десерт».

Рана действительно не сказалась на здоровье Скоропадского, по крайней мере, на его темпераменте. Марыся, истосковавшаяся за последнее время по мужской ласке, отдалась полковнику со страстью и упоением, и они надолго забыли обо всем остальном. Разжать объятия и поднять головы их заставил чудовищной силы взрыв, от которого зазвенели в окне стекла, и в горнице стало светло, словно днем.

— Русские рвут в крепости пороховые склады и жгут провиантские склады, — сказал Скоропадский, садясь на перине и приглаживая растрепанный оселедец.

— Иванку, а ведь мы с тобой даже не выпили за победу! — воскликнула Марыся, пристраиваясь рядом с ним и укладывая головку на казачье плечо. — Как же так? Полагаю, мы тоже имеем к ней некоторое отношение? — с лукавинкой спросила она.

В голове Марыси еще бродил хмель от выпитого в одиночестве вина, полковник полностью удовлетворил ее женские потребности, и она чувствовала себя превосходно. Особенно когда бросала взгляды на корзины с торчавшими из них бутылочными горлышками и на содержимое узла из бархатной скатерти.

— Тоже полагаю, что да, — ответил Скоропадский, вытаскивая из ближайшей корзины две бутылки шампанского и ставя их рядышком в шаге от перины.

Протянув руку, он взял с лавки свою саблю, обнажил ее. Свист клинка — и с обеих бутылок слетели горлышки, а в потолок с шипением ударили пенные струи.

Марыся восторженно захлопала в ладоши.

— Виват, Иванку! Какой мастерский удар! Такой в Варшаве удавался только ротмистру князю Янушу Радзивиллу, чем он несказанно кичился!

— Значит, мерзавец, научился у кого-то из нашего брата-казака, — сказал Скоропадский, шаря рукой в узле со снедью.

Вытащив из него два кубка, он наполнил их оставшимся на дне бутылок шампанским, протянул один Марысе.

— За взятие Батурина! За пленение Чечеля! Слава!

— Виват! — откликнулась Марыся.

Выпив и не выпуская из рук кубка, она сказала:

— Иванку, а за то ли мы подняли тост? Что нам от того, что русские захватили Батурин, а их царь получит живого Чечеля? Предлагаю выпить за цель, ради достижения которой мы отдали Батурин Меншикову, а Чечеля Петру — за нашу с тобой победу! За победу, которая позволит тебе сменить полковничий пернач на гетманскую булаву! За нашу с тобой победу!

Повторный взмах казачьей руки с саблей, и еще две бутылки шампанского расстались с горлышками. Однако на сей раз вино не ударило в потолок — тут же подхватив бутылки, Марыся направила обе струи в кубки.

— За гетмана Ивана Скоропадского! Виват!

— За очаровательную пани, которая берет крепости и расчищает путь к гетманским булавам! Слава!

Едва они выпили, раздался новый взрыв, от которого не только задребезжали стекла, но ходуном заходила под ногами земля, а на стенах заплясали отблески далекого пожара, не уступавшие по яркости языкам пламени в печи.

— Фейерверк в нашу честь! — воскликнула Марыся. — Гетманщина прощается с Мазепой и приветствует Ивана Скоропадского! Почему в таком случае пусты наши кубки?

Еще два бутылочных горлышка покатились по полу, а Марыся с наполненным кубком ухватила Скоропадского за руку, увлекла к окну, раздвинула в стороны занавески:

— Смотри, на улице светло, будто днем! А как красиво плывут тучи дыма над пожарищем! Черные облака на багряном небе! Прямо как в сказке из детства! — восторгалась она. — А как приятно дрожит земля — будто я стою в прогулочной лодке! А взрывы, взрывы, ты только прислушайся к ним — у каждого свой голос и отголоски, как у церковных колоколов! Я никогда не могла представить, что на войне столько романтики и поэзии! За встречу Гетманщины с новым гетманом Иваном Скоропадским!

Ставя пустой кубок на пол, Марыся нагнулась, и ее взгляд скользнул по собственному телу, освещенному заревом пожарища.

— Иванку, я вся в крови... — испуганно произнесла она. — Она на мне везде — на животе, груди, бедрах, даже на ногах! Ты разбередил свою рану, кровь из нее залила нас обоих. У меня на шее крестик, освященный самим папой в соборе Святого Петра в Риме, а я в крови, словно языческий идол после жертвоприношения! Я могу прогневить свою небесную покровительницу, Святую деву Марию!

— Я спасу тебя от ее гнева! — смеясь, воскликнул Скоропадский. — Закрывай глаза!

Марыся послушно зажмурила глазки, услышала свист сабли, и две тугие струи ударили ей в грудь, опустились на живот. Улыбаясь, она принялась смывать шампанским с тела кровь. Но когда Скоропадский окатил ее вином из двух новых бутылок, схватила свой кубок и подставила под одну из пенистых струй:

— У нас осталось всего три или четыре бутылки шампанского! Предлагаю найти им лучшее применение, чем выливать на пол. А гнев Святой девы Марии мне не страшен — сегодня мой небесный покровитель не она, а святой Георгий Победоносец! Выпьем за кровь и шампанское — постоянных и неразлучных спутников войны и удачливых воителей! Виват! Виват! Виват!

— За победителей, пьющих шампанское и купающихся в нем! Слава! Слава! Слава!

Прильнув к Скоропадскому, склонив головку на его грудь, опустив руку с пустым кубком, Марыся замерла у окна. Гремевшие в крепости взрывы заглушали заполонившие улицы предместья хохот и песни пьяных солдат и казаков, несущиеся с разных сторон крики о помощи подвергшихся грабежу жителей, мольбы и стоны насилуемых женщин, беспорядочную стрельбу и сабельный звон в местах, где победители не могли полюбовно разделить между собой добычу или женщин. Да и слышь Марыся все это, она не обратила бы внимания — ее мысли были поглощены совсем другим.