Седьмая ложь - Элизабет Кей

– Завтра, – отозвалась она, указывая на календарь, который висел на стене.

Я подарила его матери на Рождество несколько лет тому назад. Это был обычный перекидной календарь с датами, но без дней недели, с фотографиями цветов, разными для каждого месяца. Мать выводила из себя собственная неспособность удерживать в памяти важные события – например, наши дни рождения, – поэтому мы с ней сели и внесли туда все ключевые даты. Джонатана уже пару лет не было в живых, но его даты оставались памятными для меня, и я вписала их в календарь наравне со своими.

Я встала и подошла к календарю. Каждое утро сиделка передвигала маленькую желтую наклейку на текущую дату. Конечно, бессмысленно было отмечать важные вехи и события, если мать понятия не имела, где находится.

Но ведь завтра действительно день рождения Джонатана.

Я напрочь об этом забыла.

В другой жизни я начала бы готовиться к празднику за несколько недель, если не месяцев: подарки, торт, открытка и воздушные шары. Я забронировала бы столик в хорошем ресторане или устроила вечеринку-сюрприз. Я попыталась бы найти подходящую оберточную бумагу, отражающую его индивидуальность: с рисунком в виде велосипедов, крикетных клюшек или каких-нибудь зверюшек – или заказала бы в булочной свежие круассаны.

И – всего лишь пару лет назад – я ждала бы этого дня с легкими, готовыми разорваться от невыразимого горя. Я в панике и с тревогой наблюдала бы за тем, как дата в календаре становится все ближе и ближе, думая обо всех тех вещах, которые делала бы, будь он жив, и которых не делала, потому что он был мертв.

– Да, – сказала я; мне хотелось, чтобы она думала, что я помню, что я и так знаю, потому что какой же надо быть женой, чтобы забыть про день рождения мужа. – Может, я к нему даже схожу. На кладбище. Прямо с самого утра. Перед тем, как ехать к Эмме. Надо будет купить цветов, наверное. А может, даже шарик. Нет, шарик не нужно.

Мать кивнула.

– Папа? – спросила она.

Иногда – чаще да, чем нет, – она забывала, что он больше не имеет к ее жизни никакого отношения. Ей казалось, что он приходит навестить ее, а порой она даже рассказывала мне об этих его визитах. Она утверждала, что он приносит ей цветы, хотя я ни разу не видела в ее комнате других букетов, кроме тех, которые покупала сама, и что он повесил полки в доме, хотя во времена их брака она годами просила его об этом, а у него так и не нашлось времени на такую мелочь. У него все хорошо, говорила она, и я знала, что так оно и есть: у него все было хорошо на расстоянии многих миль от нее, с другой женщиной, которая не была моей матерью.

Однажды, когда мы с Эммой в очередной раз поругались на тему того, что забота о матери – это наша общая ответственность, моя сестра заявила, что я так часто ее навещаю не потому, что она моя мать, и не потому, что это мой родственный долг, а потому, что я завидую ее способности все забывать. Она не помнила о том, что человек, которого она любила больше всего на свете, уже давно не с ней.

Я старалась по возможности не вдаваться в эту тему, приходя к матери: или игнорировала ее вопросы, или отвечала что-нибудь максимально расплывчатое, намекая, что он может заглянуть к ней в ближайшее время, но не обещая при этом передать ему привет или заехать к нему.

Возможно, она никогда и не пыталась удержать в памяти тот факт, что отец ушел. Возможно, она была рада не помнить об этом.

– Марни? – спросила она следом с улыбкой.

– У нее все отлично, – сказала я. – И у Одри тоже. Пару недель назад ходили на проверку к врачу. Она прекрасно набирает вес. Хотя мы почти не видимся. У них вечно куча дел.

– Материнство, – произнесла моя мать и зевнула, как будто это тоже было частью нашего разговора.

– Я понимаю, – откликнулась я. – Но дружба – это тоже важно. Пожалуй, надо будет как-нибудь нагрянуть к ним без предупреждения.

Мать горячо закивала в знак одобрения.

Из соседней комнаты послышался какой-то грохот, а потом досадливый возглас, – судя по всему, соседка матери что-то уронила на пол. Две медсестры тотчас же бросились мимо нашей двери на помощь.

– Я подумала: может, приготовить для нее ужин? – продолжила я. – Помнишь, раньше мы обязательно раз в неделю ужинали вместе? Я полагаю, нам стоит возобновить эту традицию. Нужно искать способы поддерживать общение. Как ты считаешь?

В других местах, с другими людьми, паузы заполнялись другими, более громкими голосами. Здесь же мой был единственным.

– Я вот думаю, не уйти ли в следующую пятницу с работы пораньше, – сказала я. – Никаких проблем возникнуть не должно. Все сбегают с обеденного перерыва, потому что в такую погоду хотят на выходные куда-нибудь уехать. Ну да, на телефонах остается меньше сотрудников, но нам и звонят реже, потому что народ в большинстве своем сваливает за город. В общем, я знаю, что по пятницам в три часа Марни встречается с другими молодыми матерями – на это она время выкраивает, – так что ее гарантированно не будет дома. Я собираюсь прийти к ней и приготовить что-нибудь невероятное, что-нибудь такое, что поразит даже ее.

Мать нахмурилась.

– У меня есть ключ, – сказала я. – Так что не подумай ничего плохого. Я не собираюсь взламывать замок. – Я засмеялась, и это вышло неуклюже.

Мать отрицательно помотала головой.

– Она сама дала его мне, – закивала я. – Да что с тобой такое?

– Нет, – произнесла она и покачала головой еще более энергично. – Нет.

– Не начинай, – буркнула я. – Это отличная идея. Будет для нее приятный сюрприз.

– Ключ, – не сдавалась мать.

– Ну да, ключ, – сказала я.

Мать перестала качать головой и в упор посмотрела на меня.

В нашей семье ответственным взрослым уже давным-давно была я, и тем не менее она по-прежнему играла эту традиционную всеведущую материнскую роль, с этаким проницательным прищуром, свойственным только матерям, и склоненной набок в ожидании ответов головой. Ей потребовалось несколько недель на то, чтобы принять уход отца, – мы были уверены, что она прикидывается, – а когда она в самом деле признала сей факт, это ее уничтожило. Он прислал нам открытку с пляжа где-то в Таиланде, сообщая, что у него теперь новый номер телефона и нам его давать он не намерен, но ему подумалось, что мы должны знать: он больше не игнорирует наши звонки и сообщения, а просто их не получает. Она плакала, пила и не выходила из комнаты, а я регулярно заглядывала к ней, чтобы оставить на ее прикроватной тумбочке бутылки с водой и забить холодильник готовой едой, которую оставалось только разогреть в микроволновке. Тогда она была не очень-то хорошей матерью.

– Все в порядке, – заверила ее я. – Не переживай так.

Она с силой хлопнула ладонью о деревянный подлокотник своего кресла и поморщилась от боли, потом принялась колотить себя по груди, пытаясь унять боль.

– Прекрати, – сказала я. – Прекрати сейчас же. Что ты делаешь?