Обещание сердца - Эмма Скотт

И важные истории.

Глава 2

Джени

Париж, Франция

15 мая 1970 года

Отец даже не представлял, насколько сильно повлияла на Францию война во Вьетнаме, и явно верил, что страна уже восстановилась от последствий. Он считал, что Франция прекратила воевать в далеком пятьдесят четвертом, напрочь позабыв, что весной шестьдесят восьмого года вспыхнувшие беспорядки, забастовки и акции протеста привели к застою и затронули тот самый университет, в который он меня отправлял.

Я пыталась объяснить все это отцу во время поспешной регистрации, однако он не воспринял мои слова всерьез. Или просто решил не обращать внимания. Он задумал во что бы то ни стало выслать меня из Штатов, и плевать на политический переворот в Париже. Главное, что там никого не убивали. Остальное не имело значения.

Попрощавшись и сев в самолет, я задумалась, чем заняться в Париже. Если отец полагал, что я стану держаться в стороне от войны, он жестоко ошибался. Давно минули те дни, когда я брала интервью у несносных спортсменов, уклоняясь от их цепких рук или пропуская мимо ушей грубые комментарии.

Тем не менее, когда самолет набрал высоту, все дальше и дальше унося меня от событий, связанных с войной во Вьетнаме, я почувствовала себя настоящей трусихой. И поклялась, что больше никогда не стану сбегать от громких историй. Впрочем, во Франции наверняка найдется что-нибудь достойное моего пера. Нужно только отыскать.

Начинать новую жизнь в качестве избалованной богатенькой девочки, иностранки, живущей на папины деньги, вовсе не хотелось, но другого выхода у меня не было. Скрепя сердце пришлось признать, что квартира, снятая для меня отцом, оказалась достаточно уютной. Она находилась на втором этаже красивого старинного здания, расположенного в пятом округе на берегу Сены. Позади дома имелся маленький дворик, где можно было по утрам сидеть на шатком кованом стуле за крошечным столиком и пить кофе.

Я весьма скромно украсила интерьер квартиры. Никаких психоделических рисунков или знаков мира, как в комнате общежития в Калифорнийском университете. Только обложка альбома «Live at Winterland» Дженис Джоплин, которую я повесила прямо над проигрывателем. В первые дни здесь я не слушала почти ничего, кроме Дженис. Мне нравилась наполнявшая ее песни беспечность вкупе с некоторой грустью, как будто она стремилась жить на полную катушку, независимо от ждущих впереди последствий.

Все мои занятия в Сорбонне – в основном по журналистике и французской литературе – стояли по расписанию утром, и у меня оставалось много свободного времени. Даже слишком.

Устав бороться с одиночеством и тоской по дому, я решила выбраться в город. Вдруг получится немного развеяться? Я напомнила себе, что журналистам в погоне за громкими историями постоянно приходится жить в чужих странах. Нужно просто воспринимать свою ссылку как рабочее задание, вот и все.

Я схватила рюкзак с бумажником и книгой, которую сейчас читала, – «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» – и вышла из дома. Я прогуливалась по улице Кюжа мимо одного из старых зданий Сорбонны, разглядывая обступавшие меня со всех сторон магазины, кафе и многоквартирные жилые дома. Я планировала посидеть в уличном кафе, но, миновав с десяток подобных заведений, так и не решилась присесть за столик. Поэтому продолжала бесцельно шагать вперед, пока не услышала плывущую в теплом весеннем воздухе песню Боба Дилана. Она потянула меня за собой, как аппетитный аромат еды манит голодного человека.

Мелодия привела меня к кафе, на белой вывеске которого синими буквами было написано «Ла Клоше», что в переводе с французского означало «колокольчик». Снаружи располагалось несколько столиков, но музыка, сопровождаемая смехом и голосами, доносилась изнутри.

Все так же следуя за Бобом Диланом, я вошла в тускло освещенное помещение с висевшими в воздухе клубами сигаретного дыма. Это оказалось не просто кафе, но и клуб с небольшой сценой, пристроенной в углу перед крошечной танцплощадкой. В этом месте вполне могла бы выступать какая-нибудь группа, но сейчас здесь было пусто. В разгар дня собралась одна лишь молодежь: они пили кофе, пиво или коктейли, теснясь вокруг шатких столиков и забившись в кабинки. Стены украшали постеры американских и британских музыкантов: Джими и Дженис, Led Zeppelin и The Stones, Сэм Кук и Пэтси Клайн.

При виде знакомых исполнителей мое сердце сжалось, и я чуть не направилась обратно к выходу, но тут же отругала себя за этот порыв. Я должна быть сильнее. Если мне не хватит решимости справиться с тоской по дому, тогда я, вероятно, не создана быть журналистом.

Я заняла маленький столик на двоих. Позади меня в кабинку набились юноши и девушки, тесно прижавшись друг к другу. Я украдкой взглянула на них сквозь завесу светлых волос и заметила, что мужчины небрежно закинули руки на плечи женщин. Похоже, там собралось несколько пар, состоящих в романтических отношениях. Из кабинки доносились громкие разговоры и смех, которые то и дело обрушивались на меня подобно волнам. Насколько я успела понять, парни входили в состав футбольной команды, и в эту субботу их ждала игра.

Я ничего не знала о футболе, хоть и была наслышана о том, что в Европе он популярен. Собравшиеся в «Ла Клоше» игроки и их подружки вели себя очень шумно. Зря я решила, что смогу здесь почитать. Собравшись уйти в другое место, я почти поднялась со стула, когда очередная волна громких приветственных возгласов едва не сбила меня с ног.

Я обернулась. Возле соседней кабинки стоял молодой человек с длинными каштановыми волосами и темной щетиной на лице. Высокий, мускулистый, в обтягивающих бедра джинсах и футболке, под которой скрывалось натренированное тело. К нему липла миленькая длинноногая брюнетка, которая не сводила с парня обожающего взгляда.

Пока товарищи в кабинке придвигали еще один столик, чтобы усадить пришедших, незнакомец повернулся в мою сторону. Я поймала взгляд темно-синих глаз и, внезапно осознав, что беззастенчиво пялюсь на него, вздрогнула. Обычно на меня было нелегко произвести впечатление, но синие глаза парня влекли своей глубиной.

Заметив мой ошеломленный взгляд, незнакомец дерзко усмехнулся, и чары тут же рассеялись. Я раздраженно фыркнула и отвернулась.

«Ничего особенного. Очередной высокомерный качок».

Дома мне часто приходилось общаться с такими, как он. Однажды я брала интервью у мужской команды Калифорнийского университета по плаванию, и между грубыми шутками и отказами на навязчивые просьбы пойти куда-нибудь и