Полководец - Елена Хаецкая

Все это, только без упрека в адрес матери, Арилье и высказал сердитой маленькой Енифар.

— А для чего ты, в таком случае, идешь со мной в Калимегдан? — удивилась девочка. Она надула губы и теперь вообще не хотела смотреть на Арилье.

Он так был раздражен своей несдержанностью, что взял да и брякнул ей правду:

— Не хотел отпускать тебя одну.

— Объяснение не хуже других… — зевнула Енифар. Она ничуть не обиделась и, как оказалось, вовсе не растеряла веры. — А я иду потому, что хочу найти моего отца.

— Может быть, кому-то очень не хочется, чтобы вы встретились? — предположил Арилье.

— Я и отец? — Енифар тихонько засмеялась. Теперь весь ее гнев на Арилье рассеялся. — С отцом мы часто встречаемся во сне, и этому еще никто не смог помешать.

— На нас могли напасть враги твоего отца! — рявкнул Арилье, выведенный из себя ее непонятливостью. — Не твоей знатной матери, Енифар, а твоего беспутного отца! Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Как напали, так и отпали, — сказала Енифар. — А ты дурак, Арилье. Давай-ка лучше спать.

* * *

— Авденаго у меня вроде домового эльфа, — доверительно сказал Джурич Моран Деянире. Он нарочно пренебрегал тем обстоятельством, что Авденаго сидел тут же и, как ни в чем не бывало, кушал банан. — Знаешь, кто такие домовые эльфы, Деянира?

Девушка покачала головой.

— Вообще-то их не бывает, — объяснил Джурич Моран. — Или, если точнее, те, кто так называются, вовсе не эльфы в обычном понимании слова. На самом деле это очень редкий вид гномов, которые давным-давно ушли из подземных городов, потому что поссорились с сородичами.

— Из-за чего? — спросила Деянира.

Моран досадливо махнул рукой.

— Из-за ерунды, из-за ерунды, конечно же, из-за чего еще могут поссориться между собой карлики! Чем меньше карлик, тем крупнее ерунда. Подумай об этом на досуге, Деянира. Можешь даже нарисовать кривую схему. Ось координат и ось абсцисса. — Моран двумя резкими взмахами обозначил перпендикулярно пересекающиеся оси. — А между ними такая противная извилистая линия… представляешь?

— У нее по ЕГЭ пятерка, — вставил Авденаго, жуя. — Да, Деянира?

Девушка не соизволила ответить.

— У домовых эльфов вместо физиономии жаба, и они служат людям! — воскликнул Моран.

Он обвел своих слушателей торжествующим взглядом и громко расхохотался. Деянира смотрела на него с любопытством, Авденаго — невозмутимо. Улыбка Морана медленно погасла.

— Почему вы не смеетесь? — спросил он.

— Это было смешно? — поинтересовалась Деянира.

— Да! — рявкнул Моран. — Я вам рассказал анекдот.

— Вы не умеете рассказывать анекдоты, Джурич Моран, — проговорила Деянира.

— Нет, умею!

— Нет, не умеете! — стояла на своем девушка.

— Я ведь не объяснял, в чем соль анекдота, уже после того, как анекдот рассказан! — возразил Моран. — Я сделал это заранее. Вы уже владели всей необходимой информацией, чтобы засмеяться. Почему же вы не засмеялись?

— Потому что мы тупые, — сказал Авденаго.

Деянира даже не попыталась испепелить его взглядом. Не снизошла.

— Вместо морды — жаба, и служат людям? — повторила она. — Если подумать, более смешной характеристики не бывает. Особенно если отнести ее к Авденаго.

— Наконец-то! — вздохнул Моран. — Хоть одна что-то поняла.

— О, я многое понимаю, — подтвердила Деянира. — Например, насчет ваших клиентов. У вас ведь имелась некая своя и не слишком благовидная причина промышлять в Питере именно экстремальным туризмом, не так ли?

— Это единственный бизнес, который был мне доступен, — проворчал Моран. — И остановимся на том. Вы испортили мне фотоаппарат, разрушили мою жизнь… Вы даже над моими шутками не желаете посмеяться.

— Фотоаппарат вы испортили сами, — возразила Деянира. — И взорвался он не на нас, а на Дениске. Которого здесь, кстати, нет. Так что нечего предъявлять нам счет.

— А кто привел сюда Дениску? — протянул Моран. — А?

Авденаго хотел было сказать «Юдифь», но вдруг понял, что это будет наушничество, и промолчал.

— Вы и привели! — торжествовал Моран. — Ага, сознались теперь? Вы во всем виноваты.

— Стало быть, других источников дохода у вас нет? — переспросила Деянира.

— Нет. Отняли последнее. Изверги, враги народа, угнетатели, эксплуататоры.

— И это говорит Мастер? — упрекнула девушка Морана. — Мастер из Мастеров, величайший Мастер Калимегдана?

— Где ты набралась таких слов? — поинтересовался Моран.

— В Истинном мире, где же еще! Вон, Авденаго подтвердит.

Авденаго кивнул и аккуратно положил на стол банановую кожуру.

— Убери, — приказал Моран. — Я нервничаю, когда вижу банановую кожуру. Это символ неудачи. Кто вообще позволил тебе покупать бананы?

Авденаго молча смахнул кожуру себе на колени.

Моран помолчал немного, посверлил глазами Авденаго, потом Деяниру, потом опять Авденаго.

— Значит, я — величайший из Мастеров Калимегдана? — переспросил он. — И это не лесть?

— К сожалению, это правда, — подтвердил Авденаго. — Я тоже об этом слышал.

— Гм, — сказал Моран.

— Ну, — продолжала Деянира, — и как у вас язык повернулся наврать нам, будто бы у вас нет других источников дохода?

— Это не вранье! — загремел Моран.

— Кто это говорит?

— Я!

— Кто это — вы?

— Моран! Джурич Моран! Моран Джурич!

— Мастер? — подсказала Деянира.

— Может, и Мастер, а что с того? Вон, в любой сфере услуг работают опытные мастера, взять хотя бы парикмахерскую… Что, съели? Любители банановых кожурок! Поймать на слове меня пытались? Фотоаппаратик мой взорвали, а теперь тут чаи гоняете?

— Моран, — проговорила Деянира, всем своим видом показывая, что криками и обвинениями ее не запугать, — Джурич Моран, ответьте правду: зачем вы отправляли людей в Истинный мир?

— Очутившись в Истинном мире, они неизбежно сталкивались с моими артефактами… Рано или поздно, но это происходило всегда, — произнес Моран. Он как-то сразу сник и опустил голову. — С произведениями моего искусства. С моими великими дарами человечеству. Я не знаю, почему люди не сумели воспользоваться этими вещами себе во благо. Я понятия не имею, с какой такой радости они начали превращать мои добрые вещи в какие-то злые, мерзкие штуковины, от которых всем одни несчастья. Я только знаю, что из-за этого меня прокляли и изгнали. Ну, изгнание я, положим, как-то пережил, но кому же хочется, чтобы его имя вспоминалось с ненавистью? Что я, Гитлер, что ли? — с обидой заключил он.