Александр. Божественное пламя - Мэри Рено

— Александр! Только подумай…

Александр, напряженный, как на поединке, сделал легкий жест, давая понять, что он еще не кончил. Поколебавшись, Антипатр смирился и замолчал. Александр церемонно заявил:

— Мой отец и я, оба мы знаем, какая это великая удача — иметь рядом человека, которому можно доверить государство. — Он поднялся, встал подбоченившись, широко расставив ноги, и движением головы откинул назад спутанные волосы. — Пойду я, Антипатр. Смирись с этим, потому что у нас мало времени. Я выступаю завтра на рассвете.

Антипатр волей-неволей тоже поднялся; он попытался использовать преимущество в росте, но потерпел неудачу.

— Будь по-твоему. Только подумай сперва. Ты хороший воин, это общеизвестно. Люди тебя любят, согласен. Но ты никогда не возглавлял армию, не думал о ее снабжении, не разрабатывал стратегию. Ты знаешь, что это за страна?

— К настоящему времени они должны были спуститься в долину Стримона, это их цель. Снабжение обсудим на военном совете. Я соберу его через час.

— Ты понимаешь, Александр, что, если ты проиграешь, половину Фракии пожрет мятеж, как пожар — миртовые заросли? Сообщение с твоим отцом будет перерезано, а как только новость распространится, мне придется защищать северо-запад от иллирийцев?

— Сколько войска тебе для этого понадобится?

— Если ты потерпишь поражение, мне не хватит всей армии, оставшейся в Македонии.

Александр склонил голову к левому плечу, Антипатр не мог поймать его взгляд, блуждающий где-то поверх головы старика.

— Значит, если я проиграю, солдаты перестанут доверять мне, и я никогда не стану полководцем. Так же мой отец сможет сказать, что я ему больше не сын, и я никогда не стану царем. Что ж, кажется, я вынужден победить.

«Кассандру не следовало становиться ему поперек дороги, — подумал Антипатр. — Птенец разбивает скорлупу. Уже нужно быть осторожным».

— А я? Что он скажет мне, отпустившему тебя?

— Ты хочешь сказать, если я проиграю войну? Что я должен был последовать твоему совету. Изложи его в письменном виде, а я поставлю подпись; выиграю я или нет, это можно показать отцу. Может, побьемся об заклад?

Антипатр проницательно взглянул на него из-под косматых бровей.

— Ага, — проворчал он. — А потом ты обернешь это против меня.

— Ну да, — сказал Александр вкрадчиво. — Разумеется, я так и сделаю, как же иначе? Ты заключаешь пари, Антипатр. Ты не можешь ожидать, что выиграешь в любом случае. Как и я.

— Мне кажется, ставки слишком высоки. — Антипатр улыбнулся, памятуя об осторожности. — Если что-то тебе понадобится, дай мне знать. Я ставил и на худших лошадей в свое время.

Александр весь день провел на ногах, за исключением времени совета. Отдавая приказы, он мог бы сесть, но ему лучше думалось, когда он ходил взад-вперед. Возможно, эта привычка осталась от бесед с философом в Мьезе. Александр собирался зайти к матери пораньше, но не хватило времени. Он пришел, покончив со всеми делами, и пробыл у Олимпиады недолго. Та хотела было поднять шум, но передумала, ибо всегда ожидала чего-то подобного. Александр тем временем попрощался с Фениксом и лег спать: это ему требовалось больше всего.

В лагере перед Перинфом наступило утро. Все было спокойно; минувшей ночью Филипп предпринял штурм стен, теперь его солдаты отдыхали. Обычные звуки временного затишья: мулы ржали, люди, крича и лязгая железом, возились с катапультами, из палатки врача доносились вопли солдата, раненного в голову. Начальник отряда осадных орудий, чьей задачей было не давать отдыха осажденным, отдавал распоряжения своей команде. Осадное орудие подняли на подпорке, затвор смазали, на каждом из массивных снарядов, лежавших грудой подле, было выбито лаконичное послание: «ОТ ФИЛИППА».

Для царя возвели большой деревянный дом: во время долгой осады не было смысла ставить палатку, чтобы потеть под вонючей кожей. Филипп устроился в своем жилище как старый солдат: пол был покрыт соломой, с обозом привезли стулья, подставки для ламп, ванну и кровать, достаточно широкую для того, чтобы ее с кем-нибудь разделить. Царь сидел за сосновым столом, сделанным лагерными плотниками, и читал донесение. Здесь же был Парменион.

«Собрав также войска в Пидне и Амфиполе, я двинулся на север, к Ферми. Я намеревался идти по Великой Восточной дороге к Амфиполю, чтобы изучить передвижения врага и определить наилучшую диспозицию, прежде чем подниматься вверх по реке.

Но в Ферми меня встретил всадник из земли агриан. Он был послан Ламбаром, моим другом и гостем, в исполнение обета».

— Друг и гость! — сказал Филипп. — Что он имеет в виду? Мальчишка был заложником. Ты помнишь, Парменион? Я поставил талант на то, что агриане присоединятся к медам.

— А как же случай, когда наследник удрал на несколько дней к этим дикарям, после того как ты отправил его обратно в школу? Я хорошо помню, как ты ругался, услышав об этом.

— Так-так. У меня это совсем выпало из головы. Безумная выходка, Александру повезло, что ему не перерезали горло. Я не беру заложников из племен, которые не представляют опасности. Друг и гость! Что ж, посмотрим.

«Зная, что ты на востоке, он послал мне весть о медах, которые разорили равнины в верховьях Стримона. Они приглашали племя Ламбара присоединиться к ним в войне, но царь Тер чтит клятвы, которыми вы обменялись, когда ты вернул ему сына».

— Я бы за это не поручился. Однако же мальчик послал гонца. Сколько ему сейчас? Около семнадцати.

«Он посоветовал мне быстро подняться по реке к Крепким Воротам, как они называют отвесный выход ущелья, и укрепить там старую крепость, прежде чем меды спустятся на равнину. Поэтому я решил не тратить времени на возвращение в Амфиполь, но послал Койна с приказом привести оттуда войско, сам же с теми, кто был, тропами пошел вверх через Крусидский хребет и перешел вброд Стримон у Сириса, где Койн должен был встретить меня с подкреплением, свежими лошадьми и припасами; сами же мы шли налегке. Когда я рассказал своим людям, какой опасности подвергаются наши колонисты на равнине, они собрались с силами; дорога была тяжелой, я шел с ними пешком, ободряя их своим примером».

Филипп поднял глаза.

— Здесь поработала рука секретаря. Но его природа все равно проглядывает.

«Мы перевалили через Крусиду и перешли Стримон в полдень третьего дня».

— Что? — вытаращился Парменион. — Через Крусиду? Это шестьдесят миль.

— Он шел быстро и призывал всех поторопиться.

«Койн встретил меня, в точности исполнив приказания. Этот человек действует быстро и искусно, и я высоко ценю его. Также он сумел ободрить Стасандра, начальника гарнизона в Амфиполе, который думал, что я должен впустую потратить три дня, вернувшись в город, чтобы дать ему подробные указания».

— Добавлено, — сказал Филипп с ухмылкой, — его собственной рукой.