Отягощенные злом. Огонь с небес - Александр Афанасьев

– О божественной сущности власти. Ее надо восстановить – во что бы то ни стало. И пока не стало поздно.

Я встал.

– Прощай.

Российская Империя, Верный. в/ч 90112. октябрь 2017 года

Сегодня все было не так, как обычно. Далеко не все – так, как обычно. Даже – очень необычно. Настолько необычно, что никто даже не мог представить себе такого.

Прежде всего – в центре были посторонние. Двое. Один – на вид лет пятьдесят, явно аристократ, потомственный дворянин – человек, родившийся в столице Империи, сразу, с одного взгляда отличает потомственного дворянина от жалованного, личного. Второй – младше его, хромающий, опирающийся на палку, тоже из военных – но не дворянин. Простоватый, даже слишком… из казаков, наверное.

Оба были в штатском.

Второе, что сегодня было необычного, – это то, что впервые задание касалось средней полосы России. И не просто задание – а задание по протоколу Эпсилон.

Никаких следов, ничего. Только смерть, приходящая с неба.

Где-то на Волге. Санаторий, принадлежащий военному министерству. Тот же день…

– Опаздываете, граф…

Граф Апраксин, новый товарищ военного министра, шутливо поклонился.

– Дела, дела… Столько нового – приходится в курс входить… Это вам, отставникам, хорошо – сидите тут, под настоечку…

Черная Гвардия существовала. Она не могла не существовать. Черная Гвардия проникла в государственные структуры настолько глубоко, что никто не мог сказать, где кончается тайная организация и где начинается само государство. На некоторые посты – просто невозможно было попасть, не дав клятву на крови.

Вот и граф Николай Апраксин, новый товарищ военного министра, принес клятву. Он заменит в организации Иванова. Как и многие, прошедшие через Персию, через Афганистан, через Восток, почти все. Кто-то заменит Петрова, кто-то – Сидорова. Кто не был – тот будет, кто был – не забудет.

Это не про тюрьму. Верней, не только про тюрьму.

– Чья работа?

Рабочие, подняв на специальных козлах огромного медведя, сноровисто, в несколько ножей-шкуродеров снимали шкуру.

– Господин фельдмаршал постарался.

Фельдмаршал Раевский, тяжело, шумно дышащий, сильно постаревший за последнее время, но все еще крепкий, кивнул головой.

– Крепкий попался… – проскрипел он, – три раза стреляли…

– На кровях еще не пили?

– Какое там…

– Наливайте.

– А штрафную, граф?

– Оставьте… только с самолета, развезет.

Еще двое, обслуживающих стол, сноровисто разбулькали в рюмки кристальную как слеза «Шустовскую».

– Хох! Хох! Хох![60]

– Нет… все-таки хорошим мужиком был Панкратов…. м-м-м… верным. На посту, считай, погиб.

– Своими бы руками этого гада…

– Настанет время, доберемся и до него. До всех доберемся…

– На кого он все-таки работает?

Фельдмаршал уставился на собеседника, разжевывая свежеподжаренный кусочек вырезки.

– Ты что, дурак? Он же с Ксюшкой… амуры там у него. Я помню, еще батюшка… свет-Александр Александрович, царствие ему небесное… этого хлыща от двора удалял…

– Удалил…

– А что? И удалил! Позор-то какой – великая княжна не замужем, и в положении…

– Ну, род Воронцовых знатный…

– И похоронят с оркестром.

Фельдмаршал уставился на собеседника светлыми, выцветшими глазами.

– Ты это. Не вздумай. Без меня – ни шагу!

– А что?

– А то! Мал еще решать, понял! Уже устроили дел – не разгребешь. Ксения свет-Александровна гневаться изволили, если бы не я – все бы на Лисьем носу уже в петле болтались! Паразиты!

Собеседники склонили головы.

– Ваша правда, Константин Павлович. Извините…

– Есть захват, захват неустойчивый.

– Целься по костру, – тихо подсказал я сидевшей за пультом крашеной в радикально черный цвет девице. Если бы не этот ее чудовищный мейк-ап, ее однозначно можно было бы назвать очень привлекательной…

– По костру?

– Переключи в терморежим. Отметка получится идеальной.

Изображение на экране сменилось – теперь оно было в серых тонах, тепло выделялось ослепительно-белым. В центре экрана метались, полыхали языки пламени.

– Поставь на воздушный разрыв. Всех и захватит…

– Есть.

Путь же беззаконных – как тьма, они не знают, обо что споткнутся. Вот и спотыкайтесь, сукины дети!

– Слыхал я, господа, что князь Воронцов с североамериканцами в близких отношениях. И причем – с давних времен.

– А не с южноамериканцами?

– А черт их теперь разберет…

– Не знаю, не знаю, господа. Мое мнение – он бы один не справился тогда. Североамериканцы ему и помогли.

– Им бы самим кто помог.

– Он и поможет. Опасные дела, господа, опасные…

– Вот когда он завязнет как следует, – тут-то и надо действовать. И на сей раз – уже ни с кем не цацкаться. На нем самом – обвинение в измене висит!

– Помиловали…

– Позвольте, господа…

– А то и в самом деле на Лисьем носу болтаться будем.

– Идет!

Из домика, где была теплая ретирада, появился сухой, костистый старик – фельдмаршал Раевский, родственник Государя. И опасные, противоправительственные разговоры моментально стихли.

– Умышляете, сукины дети? – весело спросил фельдмаршал.

– Как можно-с…

– Приказ?

– Уничтожение, ущерб максимальный.

– Поняла, сделаем.

Девица пощелкала клавишами. На экране в левом верхнем углу загорелся значок, отражающий выбранное оружие – управляемая авиабомба с теленаведением…

– Система стабильна, аппарат в боевом, получена цель, есть зона, есть готовность, есть разрешение, время над целью двадцать одна секунда. Люк открыт… сброс!

Авиационная бомба весом в двести пятьдесят килограммов сорвалась с держателя, уходя к земле…

Российская Империя, Верный. Дорога к курорту Медео, октябрь 2017 года

– Я не пью, майор. С моими контузиями теперь это прескверно выходит.

Араб горько усмехнулся.

– Вообще-то, я тоже. За тех, кто там остался.