Отягощенные злом. Огонь с небес - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом я понял и еще кое-что. Кто-то оттащил меня от машины. Кто-то обстрелял вертолет уже после падения и зажег его – так просто он загореться не мог, у него протектированные баки. Кто-то обстрелял его бронебойно-зажигательными почти в упор – и от этого он загорелся. Кто-то тащил меня – вон следы волочения, видимо, подумав, что я тяжело ранен. И этот кто-то…
Араб!
Где-то вдалеке хлестнули выстрелы. Один – затем еще два. Пистолетные – но быстро, как из пулемета. Охота продолжалась…
И я не мог не принять в ней участие. Дикая охота, охота без правил, первобытная охота. Двое смертельных врагов – и один из них не увидит рассвет.
Я попытался встать – не сразу, но у меня это получилось. Сначала на четвереньки, потом попытался встать на ноги – и упал. Снова… вставай, ты же никогда не сдаешься! Ты не можешь сдаться!
Потому что русские не сдаются!
Новое падение. Голова как чумная.
Лечь, закрыть глаза – и ни о чем не думать. Ты и так сделал сегодня больше, чем в человеческих силах.
Нет, ты встанешь. Ты встанешь и пойдешь по следу. И будешь идти по нему, как бладхаунд, кровавая гончая, пока у тебя есть хоть какие-то силы, пока ты не упадешь замертво. Так велят тебе долг и честь.
Ты – русский дворянин. Ты – офицер русского флота.
И ты встанешь, черт тебя побери…
На четвертый раз мне удалось встать на ноги и принять более-менее устойчивое положение. Вдалеке гремели выстрелы…
Я сунул руку под бронежилет и достал пистолет, о котором не знал даже Араб – такой способ носить пистолет, на внутренней части бронежилета, мне подсказал североамериканский морской пехотинец из спецотряда, который охранял меня, когда я работал в САСШ. В бронежилете есть что-то вроде амортизирующей подушки из специального вспененного материала, чтобы пуля, которая попадет в бронежилет, не поломала тебе ребра. Вот тут я вырезал углубление, как в кейсе для хранения оружия, и присобачил туда на клей держатель для пистолета – не кобуру, а именно держатель. В него вложил пистолет. Напротив сердца – пуля, даже если попадет в бронежилет, встретит на своем пути пистолет – и он тоже защитит меня.
Это был «браунинг FNP-45», армейская полупластиковая модель, четырнадцать патронов в магазине, сорок пятый калибр и очень тяжелые пули Golden Dot, по двести гранов каждая. К пистолету был небольшой лазерный прицел.
Я включил прицел – зеленый луч сказал мне о том, что прицел исправен. Щелчок предохранителя. Четырнадцать патронов в магазине и один в стволе – должно хватить.
И я пошел туда, где гремели выстрелы – в сторону гор.
Араб
– Каляев! Я тебе…
Араб закашлялся, не договорив. Грохнули два выстрела – он не успел среагировать, но пули прошли совсем рядом. Следующий раз может уже не повезти.
Хотя Каляев явно ранен. В нормальном состоянии он бил точно из любого вида оружия…
И он тоже ранен.
Араб упал грудью на землю, тяжело дыша. Попытался восстановить дыхание, чтобы рука не гуляла и можно было стрелять точно. Оставалось только понять – куда стрелять…
– Эй, Каляев! Может, поговорим, ты, сукин сын!
Ответа не было. Выстрелов – тоже. Они находились на самом краю орошаемых земель – тут на горных склонах были виноградники, из-за засушливости они давали совершенно чудесное, густое, как глицерин, красное вино. Только русские могут додуматься заниматься виноградарством в Средней Азии. Но вот именно сейчас виноградники были не к месту. Здесь можно искать человека целый день и не найти.
Немного восстановив дыхание, Араб поднялся на ноги… и уловил краем глаза странную тень на земле всего в нескольких метрах от него. Среагировать он не успел – град пуль опрокинул его на землю…
Жутко болело все тело. Пистолетным пулям не взять бронежилет – но кажется, обе руки были прострелены. Он лежал на спине, как выброшенная прибоем на берег рыба… и чувствовал себя при этом не лучше…
– Вот теперь и поговорим…
Араб увидел темную фигуру на фоне серебристого света луны. Попытался пошевелить рукой – пуля ударила совсем рядом, осыпав его пылью.
– Не надо. Все равно не успеешь.
– Ты… тоже.
– Я уже успел.
– Мразь…
– Я – мразь? Это ты мразь, полковник. Вы двое – разрушили то, что создавалось годами, ублюдки сраные…
– Усташ…[59]
– Что ты сказал?! Что ты сказал, с…а?!
Новый выстрел – совсем рядом, снова поднявший пыль.
– Ты же… за деньги предал.
– За деньги? Да срать я хотел на деньги. Деньги – это инструмент.
– Для чего?
– Для революции, господин полковник казаков. Как бы вы не ненавидели это слово. Они для революции…
Воронцов
Капитан первого ранга Каляев совершил всего одну ошибку – если бы он ее не совершил, я был уверен в том, что он разобрался бы и со мной точно так же, как разобрался только что с Арабом. Кстати, нет, ошибки было две. Даже три. Первая – он подумал, что я мертв, не пустив мне пулю в голову – только тогда можно было быть уверенным в том, что я и в самом деле мертв. Вторая – подстрелив Араба и выбив у него из рук пистолет, он подумал, что тот безопасен, и решил с ним поговорить – как в дурном синематографе, злодей хочет объяснить хорошему парню, что заставило его стать злодеем. И третья – он, как и большинство стрелков, сосредоточился на цели, не видя ничего вокруг себя – и подпустил меня метров на двадцать.
То, что он говорил – я не вслушивался и слышать особо не хотел, меня это мало волновало. Мне просто надо было подобраться поближе – на верный выстрел.
Я поднял пистолет – и только тогда включил лазерный прицел. Зеленое пятнышко задрожало на щеке капитана.
– Эй, подонок! – крикнул я.
И выстрелил – дважды «дабл-тапом», так, как стреляют североамериканцы, прежде чем капитан первого ранга Каляев успел что-то предпринять. Этот ублюдок совершил целых три ошибки – я же не собирался совершать ни одной. И две пули сорок пятого калибра – вполне достаточное правосудие в данном случае.
Араб был ранен, и ранен довольно тяжело, – я насчитал целых три дыры, еще от нескольких пуль его спас бронежилет. Хорошо, что Каляев стрелял в него армейскими, пистолетными оболочечными пулями – иначе было бы куда хуже…
Использовав оба его пакета и один из своих, я перевязал Араба, как смог. Вколол промедол, на руке затянул еще и жгут. То ли от боли, то ли от промедола Араб пришел в себя.