Алхимия иллюзий - Антон Леонтьев

Через десять минут, попивая божественный эспрессо и уничтожая итальянские сухарики с миндалем, Вика сосредоточенно думала о покоившемся в недрах ее сумочки ноже.

Ноже для колки льда. Ведь именно при помощи такого ножа героиня Шэрон Стоун в «Основном инстинкте» уничтожала своих ни о чем не подозревающих незадачливых любовников.

После того, как бурно с ними совокуплялась.

У Вики же все будет просто и четко.

И без оргий.

Вика, слушая стрекот Виталика, еле слышно вздохнула — нет, в этом отношении на Виталика полагаться было нельзя.

Завершив на полуслове какую-то уморительную и абсолютно конфиденциальную историю о сексуальных похождениях женатого сына одного крайне значительного лица, спутавшегося с одним из его приятелей, Виталик, снова зевнув, спросил:

— Ладно, мать моя, что случилось?

Вика схватилась за чашку эспрессо, как будто это могло дать ей сил. И поняла, что та пуста. И снова подумала о том, что в сумочке лежит нож для колки льда. Который она на полном серьезе притащила, чтобы убить Виталика.

— Это очень сложно, — проговорила она, и в этот момент мобильный Виталика (а у него их было два — для деловых и частных контактов) завибрировал.

Взглянув на дисплей, Виталик вздохнул:

— Черт бы побрал эту старуху! Рожа после очередной круговой подтяжки, конечно, поползла, но нельзя же хотеть в семьдесят четыре выглядеть на тридцать шесть!

Речь шла об одной крайне известной певице, Вика быстро произнесла:

— Ну, не заставляй бабушку ждать. Прояви уважение к ее сединам, которые она давно закрасила.

— Детка, у нее и седин-то давно нет: все эти ее фантастические каскады волос — парик, ведь она еще при Андропове лысеть начала.

Подмигнув подруге и пообещав, что беседа долго не продлится, Виталик принял звонок и, сюсюкая с важной клиенткой, удалился на другой конец огромного помещения, присев на край кровати.

Спиной к Вике.

Быстро пододвинув к себе сумочку, Вика вынула из нее нож для колки льда. Она попробовала его острый кончик и осторожно поднялась на ноги. Двинулась в сторону беседовавшего по мобильному Виталика.

— Да, да, да… Ну конечно же, сделаем! Но вы должны понять, что… Нет, причин подавать на мою клинику и меня лично в суд нет. Я обещаю вам, что…

Вика, стоя за спиной Виталика, который был настолько увлечен разговором, что не замечал ничего вокруг, занесла руку с ножом — и тут же опустила.

Она не может.

Именно так — просто не может. Она не может убить Виталика! Своего лучшего друга. Человека, с которым ей пришлось столько пережить. И который был единственным ее родственником — братом, которого у нее никогда не было.

И которым он стал.

И кто сказал, что убить брата лучше, чем убить мужа?

Демон по имени Виктор Титов…

— Детка, ты что тут с ножами по пентхаусу расхаживаешь? — удивленно спросил Виталик, который уже окончил разговор (что Вика, размышляя о своем, упустила), подошел к ней и дотронулся до рукоятки ножа.

Того самого, которым она только что хотела убить его — и поняла, что не сможет.

Вика беспрекословно отдала нож Виталику, который, ничуть не смутившись, что застал Вику с этим инструментом в руке, отнес нож на кухню и, швырнув в ящик, принялся болтать о сумасшедшей старухеи ее еще более сумасшедших требованиях, вызванных неудачной пластической операцией.

Если она не может убить Виталика, то выходит…

Выходит, что она должна убить Сашу.

Но и этого она тоже не может. А если она никого не убьет, то убьет тем самым Павлика.

Вика заплакала, да так горько, как не плакала, наверное, еще никогда, даже тогда, двенадцать, точнее, уже тринадцать лет назад, когда началась катавасия с Титовым.

Виталик бросился к ней. Усадил на диван. Прижал к себе, погладил по волосам.

— Викушенька, ну, что случилось, детка? Хочешь рассказать?

Она не хотела. Но рассказала.

Виталик в критических ситуациях никогда не задавал ненужных вопросов, не лез с комментариями и умел рационально мыслить. Так и в этот раз — когда Вика, чувствуя, что ее слезы высохли, завершила повествование, он, не проронивший ни слова, заметил с легкой улыбкой:

— Ну, и в чем проблема, детка?

Решив, что она ослышалась, Вика закричала:

— Ты спрашиваешь, в чем проблема? Действительно, в чем? Мне надо убить или тебя, или Сашу. А если я этого не сделаю, то потеряю Павлика!

Виталик, глядя на нее по-прежнему с улыбкой, заметил:

— Именно это я и имею в виду, детка. Соверши убийство!

Вика оторопело уставилась на Виталика — он что, вчера перебрал?

— И кого, с твоего позволения, мне надо убить? — крикнула она. — Сашу? Тебя?

Поднявшись и пройдясь туда-сюда по комнате, Виталик принялся что-то искать в своем мобильнике, бормоча:

— Как же его звали-то? Мы еще тогда вдрызг напились и танцевали голыми под нереально огромной желтой луной на пляже в Паттайе…

Не выдержав, Вика подскочила.

— Если тебе твои… любовники важнее меня, то я, пожалуй, пойду!

Только вот куда?

Виталик подошел к ней, прижал к себе и, поцеловав в лоб, произнес:

— Идем, я приготовлю тебе кофе…

— Не хочу я кофе! Мне нужно решение проблемы! Ты не понимаешь, речь идет о жизни и смерти самых дорогих мне людей!

Виталик потянул ее за руку.

— Идем, идем, детка. Все очень просто: у нас есть решение этой проблемы!

Готовя кофе, на этот раз латте, Виталик просветил застывшую на табуретке Вику:

— Некоторое время назад в Штатах была забавная история. Не такая уж, если вдуматься, забавная, но и не кровавая, хотя имела все основания стать таковой. Итак, не растекаясь мыслью по древу, сообщу следующее: жена решила избавиться от опостылевшего богатого мужа, так как у нее появился молодой любовник. А так как самой руки марать не хотелось, то попросила через этого самого любовника помощи какого-то местного гопника, который, по ее мнению, вполне подходил на роль наемного киллера. Но эта сладкая парочка не ведала, что гопник знал подлежавшего уничтожению супруга дамы, и, едва получив инструкции и дав свое согласие на его устранение, тотчас бросился к нему. Не забыв, однако, при этом получить задаток в размере энного количества тысяч зеленых денег. Муж, не будь идиотом, не стал выяснять отношения с женой, а обратился в полицию. Однако так как доказательств вины супруги не было, то требовался труп. Ну, то есть труп мужа.