Люди с солнечными поводьями - Ариадна Борисова

– Но мой мальчик еще не родился. И… он не дух, он – человек с солнечными поводьями… Дитя Дэсегея!

– Ой-ой, Дэсегея! – кривляясь, передразнил белоглазый. – Ты абсолютная дура, если веришь в подобные сказки. Этого блаженного мерина не существует в природе. Его выдумали, чтобы держать в поводьях вашу свободу, ваше право жить так, как хочет каждый…

В горле Дэллика что-то закипело. Издав булькающий звук, колдун харкнул на пол. Там, куда попал плевок, в плотно сбитой глине разъело дыру размером с сусличью нору, над которой поднялась сизая струйка дыма.

– Не серди меня, женщина! Разве ты – враг своему сыну? Неужели ты не желаешь ему вечной жизни, роскоши, господства над людьми и даже мирами – всего того, чего он никогда не будет иметь, оставаясь понукаемым человеком?

Вместо ответа Кюннэйя скрестила на животе руки и еще сильнее вжалась в угол. Странник ухмыльнулся:

– Не бойся, глупышка, то же самое я и тебе предлагаю. Ты молода и красива. Захочешь – у твоих ног будет валяться множество мужчин. Или один – самый лучший. Можно сделать так, что он вообразит твоего сына своим и станет ему роднее отца.

– Нам… ничего не надо, – выдавила Кюннэйя.

Дэллик встал. Над женщиной в полной тьме повисли зимние, меченные кровью звезды.

– Вечером я приду за тобой и ребенком.

Мгла расступилась, и колдун пропал.

Кюннэйя закрыла дверь и молча заметалась по лачуге… Она закричала бы громко, завыла во весь голос, как щенная волчица, попавшая в ловушку, если бы не боялась, что крик привлечет людей. Никто ей не поможет. Никто из смертных. Ни Арагор, ни Гельдияр, этот будет только рад от нее избавиться.

Малыш, притихший за время разговора со странником, заерзал, больно застучал крохотной пяткой, аж отдалось в груди. Ладони запоздало ощутили голубоватое свечение, лучистый ток джогура, идущий из утробы. Сын прямо-таки запрыгал, словно был рад материнскому прозрению.

Не зря Сарэл говорил, что дар привлекает к человеку бесов несчастий. Но такой беды не сумели бы измыслить ни муж, ни Кюннэйя. Ей и впрямь ни разу не пришло в голову, что трехликий Кудай мог одарить ребенка джогуром. Причем великим. Тут Дэллик явно не солгал.

Джогур летописца. Что это значит? В сумеречном мозгу вновь прозвучал вкрадчивый голос: «Повзрослев, твое дитя начнет записывать все, что когда-либо случится с сыном Черного бога, на великих скрижалях…»

Отважный и неподкупный, сын стал бы могучим белым шаманом. Он охранял бы землю саха от каверз чертей. Добрый и трудолюбивый, он бы очистил ее от злобы, болезней и войн. Ясный и светлый, он бы спасал миры, помогая богам! Вместо этого ее мальчик, лишенный триединой человеческой души, будет не знающим жалости слугой отродья повелителя Преисподней, чье имя не произносится вслух. Придумает, как живописать таврами души людей, чтобы облегчить демонам Джайан их промысел, их добычу – погубленные искусом души… О-о, сколько же лиха и скорби принесет людям наследный джогур сына Сарэла и Кюннэйи!

Женщина закачалась, застонала, как дерево на ветру…

Такой ли участи желал мальчику покровитель мастеров и белых шаманов Кудай, когда ковал его дар в своей кузне на железном холме о трех поясах? Такой ли ждал доли ребенку божественный мастер, вливая в него волшебное единство мысли, слова и дела? Такого ли жребия Срединной земле жаждал трехликий кузнец, взяв согласие у бога судьбы Дилги на столь щедрый подарок первенцу скромных людей?!

Кюннэйя уже не задумывалась о том, что ее рвущее душу отчаяние пугает дитя перед самым выходом на Орто, что на звуки стонов и громких рыданий могут набежать люди из окраинных домов или случайные прохожие… И вдруг резко замолчала. Прежде чем тупой нож крика перестал терзать горло, она почувствовала, как источенное бедами сердце стремительно начало сжиматься в упрямый тугой кулак. Он стучал в груди отрывисто и резво, будто дятел-желна по сосне. Голову женщины озарила спасительная мысль: к чему ей самой дан джогур? Она воспользуется его силой и попробует обмануть Дэллика! Она изымет дар из ребенка, пока сын еще не родился. Странник сразу поймет: на Орто пришел человек обыкновенный, не осененный свыше. Остается надеяться, что не убьет… Не должен. Зачем? Младенец без дара ему не нужен. А Кюннэйя вернет подарок Кудаю и вымолит у него прощение. Пусть ее мальчик будет простым человеком, зато не сотворит зла на Земле.

Каленный в священном горниле, еще горячий джогур Кудай бережно вкладывает в избранного, когда плоду в материнском лоне исполняется семь месяцев. Сын, наверное, сжился с гостинцем, полюбил его, играя отблесками лучезарного тока. Не хотел с ним расставаться. Чрево женщины снова бурно задвигалось. Успокаивая ребенка круговыми движениями дрожащей руки, Кюннэйя горько шепнула:

– Ты правильно понял, мой маленький, я собираюсь отобрать у тебя игрушку. Но иначе нельзя, прости…

Женщину не подвел ее дар. Живая звездочка пульсировала и мерцала в ладони. Глядя на нее, Кюннэйя заплакала. Вынутое из сокровенной глубины лона, из направленной к Орто головки сына, светящееся вещество джогура тускнело на глазах. Она поднесла ладонь к губам. Дунула невесомо, и крохотный светлячок, вспыхнув на миг, исчез в мирах.

* * *

Крик новорожденного огласил ветхую лачугу и Срединную землю. Сидящие на завалинке Арагор и Гельдияр переглянулись.

– Человек пришел, – теплея глазами, сказал старик и насторожился, увидев, что лицо ратаэша воссияло.

– Пришел и другой человек! – воскликнул Гельдияр.

Лекарь обернулся.

– Здравия вам, – весело поприветствовал странник, закутанный в черный плащ.

Поспешно вскочив, Гельдияр вытер руку о подол рубахи, протянул ее гостю. Ратаэша было не узнать. Куда девались его обычные надменность и скука?

«Готов стать собакой, таскать вещи колдуна в зубах», – впервые со жгучей неприязнью подумал Арагор о сыне, и его пальцы, переплетясь, издали яростный хруст.

– Радость у нас. Рождение нового человека, – сообщил ратаэш подобострастно.

– Это и моя радость, – кивнул странник. Казалось, он неподдельно озабочен происходящим. – Когда можно будет войти? – крикнул в чуть приоткрытую дверь.

Женщина не ответила.

– Ну что ж, подождем.

Заметив торжественность гостя, Гельдияр посерьезнел. Сдержанно рассказал о предательстве воинов, поединке с одним из них и ранении. Колдун слушал рассеянно. Было видно, что злополучная история Гельдияра мало его волнует.

Все вокруг окрасилось пурпурным сиянием заходящих лучей, а вскоре сиреневые тени словно поднялись в воздух и растворились в нем. Отстранив локтем вставшего на пути лекаря, колдун широко распахнул дверь.

Избушку слабо освещал огонь затухающей печи. Из-за спины странника Арагор еле узрел приглушенную сумерками фигуру Кюннэйи. Она стояла возле своей лежанки, укачивая на руках закутанного в белое ребенка. Колдун подошел к ней, и вдруг стены дряхлого жилища сотряслись от громоподобного вопля: