Врата Атлантиды - Эндрю Коллинз

Вряд ли можно сомневаться в том, что именно карфагеняне, а не греки, «завезли» в античный мир слова с корнем atl, такие, как Атлас, Атлантида и Антилия. В пользу этой теории высказывался сэр Эдвард Герберт Бэнбери, известный кембриджский географ XIX в., член правления Королевского географического общества. Книга Бэнбери «История античной географии» до сих пор остается незаменимым источником материала во всех крупнейших университетах. Осуществив исчерпывающее по полноте исследование греческих мифов, распространившихся по всему свету со времен Гомера и Гесиода, он стал убежденным сторонником мнения, что такие элементы, как миф об Атласе и Гесперидах, «почти наверняка имели финикийское происхождение». Далее Бэнбери добавляет, что «… в наиболее ранних греческих хрониках мы находим множество самых фантастических и туманных рассказов, например, о чудесах «далекого запада», которые, по всей вероятности, восходят к финикийским источникам».

Дополнительную весомость этому аргументу придает и тот факт, что нам теперь достоверно известно, что сама идея Элизиума, таинственного острова мертвых, лежащего где-то в Западном океане, имеет несомненно финикийское происхождение. То же самое можно сказать и об Океане, Океанской реке, впервые упоминаемой в «Илиаде» Гомера. По словам известного шведского географа А. Э. Норденкьолда, «само название oceanoz [океан], по всей вероятности, имеет финикийское происхождение».

На мой взгляд, некое подобие и воспоминание об этих легендарных познаниях в искусстве мореплавания осталось в памяти древнего народа ликситов, которые, теперь уже в качестве мавров, где-то между IX и XIV вв. «завезли» в Испанию и Португалию некие представления об островах в Атлантике. Были среди этих традиционных преданий и фрагментарные сведения о таинственном острове в Атлантике, называемом Атуллией. Затем эти предания каким-то образом привлекли внимание средневековых португальских мореплавателей и картографов, которые и трансформировали название этого острова в Антилию, ante-illha, т. е. остров, находящийся «перед» чем-то еще, по всей вероятности — неведомым Американским континентом.

Это отнюдь не означает, что легенда о Семи Городах была порождением либо мавров, либо португальцев; подлинные источники этой давней традиции затерялись на перепутьях веков. Семь — число, преобладающее в легенде об Антилии и, в частности, — об островах в Западном океане. Семь городов, семь бухт, имеющих особые названия, семь епископов, семь островков, семь Атлантид, семь Плеяд, семь островов, посвященных Прозерпине (согласно Марцеллу), и семь частей, или «округов», города атлантов, как указывает неоплатоник Амелий.

Не являются ли Семь Городов усложненным вариантом гораздо более архаичной традиции, связанной непосредственно как с ядром мифов об Атлантиде, так и со средневековой традицией поисков Антилии? Это более чем вероятно, и этой теме и будет посвящена следующая глава.

А пока давайте на минутку вернемся к первооткрывательскому труду американского историка Л. М. Хоси. Анализируя лингвистический корень имени Атлас, он высказал предположение, что «если бы… нам удалось отыскать страну, на разговорном языке которой слово «Атлантида» сохраняло бы свой первозданный корень, мы могли бы с полным основанием утверждать, что нашли следы погибшей расы».

Однако вслед за этим Хоси говорит о том, что интересующая нас «страна» — это «живописные долины Анахуака» (так в доколумбовские времена называлась Мексика). Обращаясь к аббату Брассору де Бурбуру, видному французскому филологу и лингвисту XIX в., осуществившему глубокие исследования религиозных верований и мифологии Центральной Америки, он продолжает: «Здесь мы также находим корень tl или atl, означающий «вода»; именно от этого корня и произошло название Атлан, то есть «у самой воды или посреди вод».

Но возможно ли предположить, что разговорный язык туземных народов Центральной Америки может иметь какое-либо сходство с тем, как именовали Вест-Индию финикийские и карфагенские торговцы? Как увидим, изучение этой фантастически увлекательной, но лингвистически труднодоказуемой линии сходства позволит нам получить весьма любопытные данные о возможных источниках легенды о Сете Цитадес.

Дата — 18 ноября 1519 г. После нескольких месяцев подвигов, позволивших открыть нечто совершенно невиданное на страницах исторических хроник, испанский конкистадор Эрнандо Кортес вступил в Теночтитлан, сияющую великолепием столицу империи ацтеков, расположенную, кстати сказать, на острове посреди озера. Десятки тысяч ацтеков, одетых в нарядные, красочные одежды, стояли по обеим сторонам дороги, которая вела в город. Навстречу им вышел отряд из нескольких сотен ацтекских воинов, облаченных в шкуры животных и странные шлемы, украшенные плюмажами из перьев. Это были телохранители Великого Владыки ацтеков — Мотекузомы II, более известного миру под именем Монтесумы. Грозного повелителя несли на золотых носилках четверо наиболее знатных горожан, двигавшихся медленным, величественным шагом.

Кортес, в своих сияющих доспехах, ехал на великолепном коне. Его окружал отряд отборных всадников, а буквально в нескольких шагах позади них двигались не более 300 вымуштрованных пехотинцев, маршировавших под завывание труб и грохот барабанов. Некоторые несли яркие знамена, в том числе и личный штандарт Кортеса, под которым его крошечное войско преодолело столько преград с того дня, как конкистадоры высадились в Новой Испании.

Вслед за испанцами шагали 4000 свирепых воинов из воcточной провинции Тлакскала, украшенных пестрыми перьями. Потерпев от испанцев не менее четырех жестоких поражений, они стали самыми рьяными союзниками Кортеса в его планах покорения державы ацтеков.

Это, вне всякого сомнения, было величайшим актом чистейшего безумия, устроенным Кортесом и его честной компанией. Монтесума мог в любой момент отдать приказ всем жителям Теночтитлана атаковать отряд чужеземцев. И те, кто не был бы убит сразу, были бы тотчас взяты в плен и принесены в жертву в храмах, залитых кровью многих тысяч человеческих жертв. Однако Кортес был незаурядным испанским полководцем.

Эрнандо Кортес родился в 1485 г. в Меделлине, небольшом городе в провинции Эстремадура на западе Испании. С детства он отличался воинственным духом, смышленостью и остротой ума. Отец хотел отдать его в школу законоведов. Однако у молодого кабальеро были совсем другие планы. Проявляя особую склонность к карьере военного, он воспользовался представившейся возможностью и в 1504 г. отплыл в Новый Свет. Спустя семь лет Кортес присоединился к Диего Веласкесу и его беспощадным конкистадорам, участвуя в жесточайшей колонизации Кубы. Вскоре он стал приближенным Веласкеса и его секретарем. Однако затем Кортес выразил принципиальное несогласие с полубезумной и кровопролитной политикой губернатора ив 1518 г. попытался привлечь внимание правящего совета Испаньолы к жестоким действиям Веласкеса. Кортес и его сторонники были тотчас арестованы, однако ему удалось бежать и воспользоваться правом убежища в церкви. Здесь два конкистадора и устроили жаркий диспут, после чего Кортесу было пожаловано имение с пахотными землями неподалеку от Сантьяго, и он на какое-то время предался заботам сельской жизни.