Путин и Трамп. Как Путин заставил себя слушать - Дэвид Корн

Через пару минут Трамп снова писал в WikiLeaks — ему нужна была инсайдерская информация. Имея в виду твит Стоуна, он спрашивал: «Что скрывается за этим сбросом в среду, о котором я все время читаю?» На этот раз WikiLeaks не ответил.

В те недели, что прошли с момента, когда Обама предупредил Путина: «Прекратите это», — официальные лица Белого дома продолжали разбираться, что же делать по поводу российских акций. Потерпев поражение с Макконнеллом, Обама и его старшие советники решили, что администрация сама должна обратиться к американцам с заявлением и назвать Москву виновником атак. Некоторые члены кабинета были против, ссылаясь на то, что могут быть скомпрометированы источники разведсведений и методы спецслужб; опасались также и того, что атрибуция могла сама по себе подорвать выборы.

Но разведывательные данные приходили все более и более тревожные. Один доклад, основанный на данных перехвата, помеченный как «Совершенно секретно / Деликатная информация», с особым режимом хранения, извещал о том, что после сброса WikiLeaks почты DNC в июле официальные лица в Кремле поздравляли друг друга с отлично проделанной работой. Один из читавших этот доклад сотрудников говорил: «Мы все смотрели на это и думали: „Черт!“ Русские повторяли друг другу: „Прекрасная работа!“ Было совершенно очевидно: они праздновали свой успех». Один российский чиновник сказал, что операция была проведена «под руководством наших лидеров».

«В конце концов мы решили, что обязаны рассказать публике о том, что мы узнали. Что, если мы так не сделаем, это будет непростительно», — вспоминал Джей Джонсон, министр внутренней безопасности. Клэппер тоже активно выступал за то, чтобы оповестить публику: «Если бы выборы были сорваны по той или иной причине и лишь после этого общественность узнала бы, что нам было известно, что творят русские, и мы молчали об этом, нам бы мало не показалось…»

Спецслужбам была дана инструкция подготовить заявление. Это главным образом означало использовать формулировки, которые не раскрыли бы секретных источников и методов. Разведчики работали над документом больше месяца — официальные лица в Белом доме сочли этот срок чрезмерным, — и наконец проект был представлен: он был согласован различными агентствами и службами — и утверждал, что Россия виновна.

В начале октября руководители встречались дважды, чтобы обсудить заявление и оценить статус российской операции. Клэпперу и Бреннану казалось, что российские кибератаки, направленные на выборы, сократились с той поры, как Обама встретился с Путиным. Некоторая активность оставалась, но было трудно понять, насколько она значима. Не было никакой разведывательной информации, которая указывала бы на сколь-нибудь значительные попытки копания или прощупывания в избирательной системе. «Мы подумали, что сможем преодолеть проводимую русскими кампанию влияния (против демократов) и что это не было слишком важно, — вспоминал один из участников этих встреч. — Мы по-прежнему очень волновались из-за того, что русские могли бы подтасовать выборы». Белый дом и разведсообщество забыли о другом крупном элементе путинской операции — широкой кампании в социальных сетях, направленной на американский электорат.

Спецслужбы составили заявление, которое приписывало хакерскую атаку и последовавший за ней сброс информации российскому правительству. В заявлении указывалось, что враждебная активность в государственной избирательной системе была связана с российскими серверами. Заявление не уточняло, была ли российская операция нацелена на избрание Трампа президентом. Разведывательные данные по этому вопросу еще не были окончательными.

Все агентства, имевшие отношение к делу, включая ФБР, ЦРУ, АНБ и Министерство внутренней безопасности, подписали заключительные выводы. Но в ходе двух последних встреч главы ведомств еще не раз тщательно проверили формулировки, обсуждая даже расстановку знаков препинания. Их целью была выработка профессионального и даже чуть банального документа. Только факты, ничего драматического, ничего излишнего. «Мы были сверхосторожны, — вспоминал один из участников. — Если бы мы сыграли эту партию неверно, мы сыграли бы ее на руку русским».

Особенное внимание на этих встречах привлекла одна фраза — та, в которой утверждалось, что Путин лично дал разрешение на операцию.

Практически последний вариант гласил, что Путин сам дал добро на проведение враждебной информационной кампании. Но среди глав ведомств бытовали опасения, что открытое указание на Путина будет сверхпровокационным шагом, который поставит под удар некоторые источники разведывательного сообщества. После продолжительных дискуссий имя Путина было изъято из обращения. Начальники спецслужб несколько ослабили формулировки и указали на высшее руководство Кремля.

Наконец был выработан окончательный проект, и на документе стояли логотипы всех разведывательных агентств, что свидетельствовало о единодушии всего разведывательного сообщества — ФБР, АНБ и ЦРУ — в восприятии и трактовке разведданных. И вдруг на последней встрече глав ведомств Коми выступил с возражением. Он не хотел, чтобы ФБР подписывало заявление.

«У всех отпали челюсти», — сказал один из присутствовавших. Это было особенно ошеломляюще, потому что летом Коми написал обвинительную статью против русских — правда, Белый дом статью зарубил. И вот теперь, с приближением выборов, у Коми появились сомнения.

На Коми посыпались вопросы: вы не согласны с заключением?

Он ответил отрицательно. Коми пришлось объяснить остальным, что его беспокоило следующее: если бы ФБР подписало документ, это могло выглядеть, как будто Бюро как раз перед выборами нажимает пальцем на чашу весов. Давней традицией ФБР являлось невмешательство в преддверии выборов в публичные акции, которые могли бы повлиять на ход президентской гонки.

Он не хотел испортить репутацию Бюро, подписавшись под документом, который мог бы считаться политическим. Коми не раскрыл коллегам свой секрет — что Бюро уже начало свое контрразведывательное расследование кремлевских контактов с кампанией Трампа.

Отсутствие на документе визы ФБР — организации, несшей основную долю ответственности за контрразведывательную деятельность на территории Соединенных Штатов, — выглядело бы более чем странным и породило бы множество вопросов. Многие участники встречи опасались, что этот шаг Коми мог подорвать весь смысл публикации подобного заявления.

Руководители разведки стали обсуждать другие варианты. В какой-то момент Клэппер передал Джонсону записку, в которой говорилось: «Почему бы нам просто не выпустить совместное заявление?» И тогда Джонсон предложил, чтобы Министерство внутренней безопасности и Офис директора национальной разведки, представлявший все разведывательное сообщество, выпустили заявление от имени своих организаций. Это всех устроило. Никто бы не узнал, что Коми не желал, чтобы ФБР в этом участвовало.

Обама и его советники решили, что лучше всего было бы опубликовать заявление безо всякой помпы и без комментариев президента. Обама не стал использовать свою высокую трибуну, чтобы привлечь внимание к заявлению, выпущенному разведывательным сообществом. Белый дом хотел оттеснить политиков от этой истории как можно дальше. «Мы сами на себя надели наручники, — сказал позже один из советников Обамы. — Мы никому бы не позволили предположить, что президент перешагнул все границы и использует документ в политических целях».