Не заключайте сделку с дьяволом - Сабрина Джеффрис

Диего сжал кулаки:

— Ну я ему покажу…

— Я уговорила его рассказать мне! — воскликнула Люси. — Тебе следовало самому сделать это. Если бы я раньше об этом знала, то не стала бы пытаться соблазнить тебя.

— И поэтому ты отказала мне? Потому что не хотела, чтобы из-за тебя я потерял Арболеду и нарушил клятву, данную отцу?

— Не только поэтому, — хрипло сказала Люси и отвела от него взгляд. — Я не хотела, чтобы ты женился на мне исключительно из-за чувства долга. Ты сказал, что если мужчина лишает девушку невинности, это налагает на него определенные обязательства и что ты всегда выполняешь свои обязательства. — Она сделала слабую попытку вырваться из объятий Диего. — Ты не раз повторял, что не можешь жениться. А я не хотела быть ничьей обязанностью. И до сих пор не хочу.

Диего вздрогнул, но не выпустил ее из рук.

— Боже мой, как же я все испортил, делая предложение… Я говорил это в гневе, Люси, причем сердился не на тебя, а на себя. Но ты, пожалуй, права: в тот момент я не горел желанием жениться. Но у меня было время обо всем подумать. Я схожу по тебе с ума. Я не могу больше жить без тебя и с ужасом думать о том, что тебя может обидеть какой-то мужчина.

Так же как обидели его мать. Вот в чем ключ к разгадке его сложного характера.

— Расскажи о своей матери. Расскажи, что произошло в тот день, когда пришли солдаты.

Диего побледнел и выпустил ее из рук.

— Не проси меня об этом.

— Как я могу стать твоей женой, если ты не сможешь говорить со мной обо всем, что у тебя на сердце? В ту ночь на корабле ты попросил меня не прятаться от тебя. И я больше никогда ничего от тебя не скрывала. — Люси поймала его руки и, поднеся их к губам, поцеловала. — Не прячься от меня, дорогой мой. Прошу тебя.

— Я не могу, carino.

— Можешь. — Она потянула его к кровати и заставила сесть рядом с собой.

— Это неприятная история.

— Рассказы о войне часто бывают неприятными, — тихо сказала Люси. — Говори.

Глубоко вздохнув, Диего заговорил низким голосом: — Они пришли ночью. Пятнадцать солдат, готовых в отчаянии хватать все, что найдут. Когда они обнаружили наши винные погреба, то буквально обезумели и принялись пить и набивать животы нашими запасами еды. Мой отец даже не пытался сопротивляться. Он говорил: «Они всего лишь проголодались и устали, но они на нашей стороне».

Диего замолчал и, выдержав паузу, продолжил свой рассказ:

— Отец был в этом уверен. А когда солдаты совсем перестали церемониться, мать отругала их за безобразное поведение. И тем самым привлекла к себе их внимание.

Люси протянула к Диего руку, и он ухватился за нее словно беспомощный мальчик.

— Один из них, который понимал по-испански, разозлился. Он затащил маму в кладовку и… — Не договорив, он замолчал, широко раскрыв глаза, словно увидел призрак.

На глазах Люси выступили слезы. Какую же тяжелую трагедию пережил он в столь раннем возрасте. Каково же было ему, бедняжке, долгие годы носить в душе весь этот ужас?

— Папа ничего не смог сделать, — тихо продолжал Диего, — потому что один из солдат приставил к его виску дуло пистолета. Когда я в ярости бросился на солдат, они лишь расхохотались, назвали меня испанским щенком и заперли в подполье, где хранились овощи. Там была стена, смежная с кладовкой, так что я был вынужден сидеть и слушать, как мама умоляла их…

Люси крепко обняла его, и слезы градом покатились по ее щекам. Диего трясло в ее объятиях. Он словно опять превратился в ребенка, в графского сына, который до тех пор никогда не видывал такой жестокости.

Люси, как могла, утешала его, прижимала к себе, стараясь, чтобы он не заметил, что она плачет. Ее бедненький, ее драгоценный, ее любимый. В этой страшной тайне, которая терзала душу Диего, и находился корень его обостренного чувства чести и достоинства. Он всю жизнь старался восстановить поруганные честь и достоинство. Ради матери. Ради отца. Ради семьи.

Дорогая Шарлотта!

Неужели вы так мало верите в меня после того, как за последние несколько лет мы стали так много значить друг для друга? Как вы могли подумать, что я способен предать ваши интересы ради повышения на несколько фунтов арендной платы? Своим обвинением вы ранили меня в самое сердце. Кстати, что вы имели в виду, заключив в кавычки слово. «кузина»?

Ваш не менее возмущенный кузен

Майкл.

Диего мало-помалу начал сознавать, где находится, и почувствовал, что руки Люси обнимают его, а ее слезы промочили его пиджак. Диего никогда не разговаривал с матерью о той ночи — ни тогда, когда это произошло, ни тогда, когда она лежала на смертном одре. И ни с кем другим он об этом тоже не говорил. Даже с Гаспаром. Он полжизни пытался не думать об этом. Пока Люси не заставила его заговорить.

И теперь, когда рассказал эту чудовищную историю, Диего почувствовал себя по-другому. Боль не прошла, но больше не подстрекала к ярости, а просто была его частью, сделав его таким, каков он есть.

— Теперь я понимаю, почему ты так сильно ненавидишь англичан, — тихо сказала Люси, уткнувшись в его пиджак.

Вздрогнув, он вдруг осознал, что Люси наполовину англичанка! Не удивительно ли, что мысль об этом ни разу не пришла ему в голову? После откровений герцога для Диего было важно одно: как можно скорее добраться до Люси. Спасти ее. Быть с ней.

— Я ненавижу не всех англичан. И уж конечно, не испытываю ненависти к тебе.

— Только лишь потому, что не считаешь меня англичанкой, поскольку во мне есть испанская кровь. Но, Диего, во всем остальном я остаюсь англичанкой.

— Я знаю, милая. И мне это безразлично. — Диего нежно поцеловал Люси в губы. Голова его закружилась от возродившейся надежды. Впервые за всю взрослую жизнь его яростная ненависть к англичанам прошла. Он по-прежнему презирал солдат и никогда не смог бы простить их за то, что он и сделал. Но он ненавидел их, как ненавидел бы любого бесчестного человека, а не как представителей всей английской нации.

Ведь Люси тоже англичанка, а в ней сосредоточено все, что есть хорошего в этом мире.

Люси легонько отстранилась, и Диего увидел, что ее прекрасные глаза застилают слезы. Она плакала от сочувствия к нему и его страданиям. Она умела сочувствовать.

— Ты говоришь, тебе безразлично, что я напоминаю об англичанах, но позднее это опять начнет раздражать тебя, — тихо сказала Люси, с беспокойством глядя в глаза Диего.

— Нет, — решительно сказал он. — Такого не случится. — Его уверенность в этом была крепка, как Гибралтар. — Англичанка ли ты или испанка, мне все равно, лишь бы ты была моей женой. Ты мне нужна, Люси.

— Но Рафаэль сказал…