Битва судьбы - Дмитрий Казаков

Но на размышления много времени не оставалось. Терик лез через болота, петлял, отклоняясь от прямой дороги, щедро расходовал силы, пока, наконец, не выбрался на сухой участок.

Здесь поразило обилие жизни. В северной тайге можно долго идти, не замечая живых существ. Тут в глазах рябит от обилия красок. Тысячи разноцветных цветов тянут к солнцу огромные лица. Птицы орут, словно торговцы в базарный день, перекрикивая друг друга. Нос пухнет от обилия ароматов. Некоторые вопли, что долетали из чащи, заставляли сына конунга вздрагивать. Ему слышался то скрип двери, то плач голодного младенца, то страстные стоны любовников. Среди местного великолепия Терик впервые остро осознал, насколько далеко он от дома.

Нахлынувшая тоска оказалась столь сильной и внезапной, что он невольно остановился. На миг очертания деревьев смазались, плыли в стороны, и вместо них возникли и замелькали перед глазами комнаты родного замка.

Сжав зубы, Терик потряс головой, отгоняя недостойную воина слабость. И тут же краем глаза заметил движение. Не осознав до конца опасность, прыгнул вперед. Что-то зацепило за мешок на спине, раздалось странное, переливчатое шипение.

Когда Терик вскочил, в руках оказалась секира. Но тяжелое оружие едва не выпало из пальцев, когда йотун рассмотрел напавшее на него существо. Словно вышедшее из ночного кошмара, оно казалось недоразумением среди яркой, залитой солнцем, поляны. Птичье тело размерами вдвое превосходило самого большого гуся. Лапами, крыльями и головой создание напоминало петуха-переростка, но портил впечатление змеиный хвост, что торчал среди перьев, как цветок среди сугробов.

Пока Терик разглядывал птицу (птицу?), та раскрыла пасть и зашипела еще, показав длинный красный язык и множество мелких, но ощутимо острых зубов (зубов!). Из пасти капало нечто темное. Падая на землю, эта жидкость шипела и заставляла траву скручиваться и засыхать. Странная птица, вдобавок ко всему, оказалась ядовита.

Захлопали красно-черные крылья, и змеептиц метнулся вперед, быстро, словно стрела. Терик попытался ударить сбоку, положив лезвие плашмя. Но противник ловко подлетел, миновав секиру, и нацелился клювом в лицо йотуну.

Спасла вновь увертливость. Терик отпрянул в сторону, ощутив, как мазнуло по щеке мягкое крыло. Запах курятника забил ноздри. Проплыл перед глазами длинный чешуйчатый хвост, и тут Терик, немыслимо извернувшись, ударил назад, с полного разворота.

Удар пришелся в отчаянно тормозящую крыльями птаху. Хрустнули перья, но чудище, вместо того, чтобы упасть замертво, отлетело немного дальше и уселось на землю. Секира оставила глубокую рану на спине, не более.

Терик ощутил холодок, текущий вдоль позвоночника. Подобным ударом он мог свалить быка. Но переживания оказались напрасны. Сделав несколько неуверенных шагов, птицеящер зашипел, яростно и пронзительно, и рухнул. Багровые глаза угасли, словно угли окончательно потухшего костра, сильные ноги перестали скрести по земле.

Терик осторожно подошел, пнул ногой. Но бестия не ожила, страшный клюв ее и острые когти оставались неподвижны. Удостоверившись, что тварь мертва, йотун из чистого любопытства обмерил странное создание. Размах крыльев оказался почти два аршина, от клюва до кончика хвоста – чуть больше. Взвесив тушу на руке, Терик прикинул, что весу в ней не менее полутора пудов.

Не успел он отойти от брошенного тела и на сажень, как из кустов, деловито шипя, появились наземные любители падали. С веток спикировали их соперники, в отличие от первых, крылатые и покрытые перьями.

Второе нападение не заметил бы только глухой и слепой. В стороне от поляны, которую пересекал Терик, затрещали ломаемые деревья. Второй раз за день, йотун ухватился за секиру, а вглядевшись в нападавшего, понял, что кошмары только начинаются. По сравнению с новым противником огромная птица со змеиным хвостом казалась безобидным воробышком.

Сквозь лес, тихо и несолидно свистя, к путнику приближалось животное, напоминающее огромную желтую рысь, со странной, темно-красной гривой вокруг головы. Из кошачьей спины торчали два черных крыла, казалось, отгрызенных у гигантской летучей мыши. Что колебалось над телом, Терик сначала не понял. Лишь когда солнце блеснуло на острие длинного жала, он осознал, что противник вооружен скорпионьим хвостом соответствующего размера.

Отскочив в сторону, Терик избежал прямого удара, атаковал сам, обрушив тяжелое, отточенное лезвие на одну из лап. Но животное, легко, словно бабочка, отлетело вбок. Скорпионий хвост ужалил и клинок на его кончике, в аршин длиной, вонзился в землю у самых ног Терика. Йотун сглотнул загустевшую слюну. Дело обещало быть жарким.

Путешественник

Луцию казалось, что еще верста, и все, он не сможет двигаться, настолько сильно болело колено. Тем не менее, он шел, скорее ковылял, и, к собственному удивлению, преодолевал намеченную версту, за ней еще одну, и еще. На одной ноге сумел перебраться через горы. Со спуском пришлось повозиться. Любой прыжок отдавался резкой болью от пятки до поясницы.

Но он спустился и шел теперь по ровному, что оказалось куда как проще. Дойдя до деревьев, выстрогал посох, но тот помогал мало. Натруженная ранее нога отзывалась болью на каждый шаг. Цверг передвигался, сцепив зубы, и почти ничего не замечал вокруг.

Выбрав место для отдыха, Луций освободился от поклажи и сел, вытянув многострадальные конечности. Боль отступила, и цверг смотрел в небо, прислонившись к шершавому древесному стволу.

Смех, донесшийся сзади, привлек его внимание. Луций потряс головой, решив, что в ней что-то разладилось, но смех прозвучал вновь из тесно стоящей группы кустарников.

Дернув себя за бороду, он встал и заковылял к подозрительному месту. Лук приятно отягощал руку, внушая уверенность. Выглянув из-за кустов, Луций выругался и вытаращил глаза. Женщина стояла посреди зеленой травы, женщина его народа! Темно-коричневые волосы уложены в хитрую прическу, в ушах, розовых, словно морские раковины, блестят серьги с изумрудами. Шею украшает ожерелье с крупными рубинами.

Иллюзия была совершенной. Луций бы попался, если не знал бы твердо, что женщина его Племени никогда не покинет дом без сопровождения мужчины и в жизни не наденет драгоценности вне семейного праздника. Вспомнив то, что говорили о ловушках Внутреннего леса маги, Луций поднял лук, и оперение стрелы привычно защекотало щеку.

Готовясь к выстрелу, Луций непроизвольно перенес вес на больную ногу и зашипел, словно кошка. Иллюзия взглянула на него, и цверг прочел в больших карих глазах страх и мольбу. Коленки стрелка неожиданно задрожали, впервые за многие годы он ощутил, что не может выстрелить.

Помогла, как ни странно, та же боль. Она заставила Луция разозлиться, прошлась, словно тряпка по зеркалу, по разуму, сделала его холодным и чистым. Закусив губу, он отпустил тетиву. И тут же закрыл глаза. Слышал, как жужжит стрела, слышал глухой удар.

Когда открыл глаза, не увидел того, чего более всего боялся: соплеменницы, убитой его рукой. Пронзенное стрелой, посреди травы, ставшей вдруг бурой, корчилось нечто вроде змеи, наполовину высунувшейся из-под земли. Вместо головы туловище венчал огромный глаз, в который и попала стрела.