Трепет - Сергей Малицкий

– Пять дней, – отозвалась Бибера. – И все эти пять дней ты ничего не ел, не пил и даже не сползал с лошади по нужде. Я даже начала опасаться, что ты или лопнешь, или высохнешь.

– Ни то ни другое, – покачал головой Игнис.

Пошатываясь, разгоняя туман в глазах, он двинулся к краю Пустоши, который все еще был рядом. Прорвал руками, головой, плечами мутную пленку. Вдохнул чистый, звенящий, морозный воздух. Поразился красоте сверкающих белыми пиками гор Балтуту. Где-то там, на востоке, лежало самое прекрасное место в Анкиде – королевство Лапис. Горная долина, окаймленная с юга ледяным потоком реки Малиту. Снег, лежавший на ближних холмах, на кронах недалекой рощицы, на крышах заброшенной деревеньки и дозорной башни, искрился, отражая солнечные лучи. Игнис скинул плащ, упал в снег лицом и замер.

Он вернулся минут через десять. Прошел через пленку Светлой Пустоши, поморщился от ее погани, присел у костра, взял из рук Биберы плошку каши, фляжку вина. Начал жадно есть. Светлая Пустошь больше не имела над ним власти. Хотя то, что таилось в ее середине, теперь он даже боялся себе представить.

– Судя по местности, – повернулся он к Процелле, – мы на окраине Кирума. Деревенька и дозорная башня в паре лиг мне показались знакомыми. Правда, когда-то они были в полусотне лиг от края Светлой Пустоши.

– Все меняется, – подала голос Бибера. – Как ты справился? Я ведь не верила.

– Я перетерпел, – после долгой паузы проговорил Игнис. – Мне приходилось терпеть боль. Много дней. Ужасную боль. Конечно, я не могу похвастаться, что на меня боль не действует. Да и тем, что магия на меня не действует, я тоже похвастаться не могу. Но когда долго терпишь боль, конечно, если она не калечит тебя, то вдруг понимаешь, что она уменьшается. Или ты сам становишься больше, чем она. Или привыкаешь, не знаю. Я перестал бороться с этой магией и стал ее терпеть. Но вот эти, как ты говоришь, пять дней я словно провисел прибитый гвоздями к стене! Энки, благословенный!

Игнис потрогал собственные предплечья, ощупал ноги и сбросил куртку. Рубаха его была окровавлена. Процелла испуганно вскрикнула. Он засучил рукава. Там, где шесть лет назад его тело пробивал насквозь подручный Никс Праины по имени Донум, снова зияли раны. Кровь хлюпала и в сапогах. Игнис принялся разуваться.

– Процелла, – попросил он. – Найди у меня в мешке кисет со снадобьями. Это, конечно, магия. Но она вернула то, с чем я уже давно распрощался.

– Ты перенес и такое? – прошептала Бибера.

– И такое, – кивнул Игнис. – И подобное. И много раз. Но когда я оборачиваюсь, чтобы вспомнить, что было самым страшным, то вспоминаю не пытки, не истязания, ничто из этого. А только три мига в своей жизни. Тот, в который я узнал, что моя семья уничтожена. Это случилось в маленьком галатском городке в предгорьях Абанаскуппату. Тот, недавний, в котором увидел, как из тела моей жены, под ее сердцем, выходит острие пущенной в меня стрелы. И тот, уже давний, в котором я видел, что убивают спасшего меня друга. Я был уверен, что его убили, но, к счастью, кажется, он остался жив.

– Его ведь зовут Син? – спросила Бибера.

– Откуда ты знаешь? – поразился Игнис, да так, что едва не отдернул руку от перевязывающей его Процеллы.

– Он тот, кто научил меня тому, что я знаю, – пожала плечами Бибера. – Он редко, очень редко бывал у Бенефециума, наверное, тот ему сказал, что есть в семействе Ренисус наполовину безродная девчонка, на которую не действует никакая магия. Ни Тутус, ни Церритус, ни Зелус, ни даже Аша – никто не мог надо мной подшутить. И Син захотел со мной поговорить. Поговорить, ничего больше. Он говорил со мной раз десять или двенадцать. Не помню. Сколько раз появлялся в Бэдгалдингире, столько раз и говорил. И ничего больше. Всякий раз находил для меня время. Я даже не могу рассказать точно, о чем были наши разговоры. О всяких глупостях. Почему приходит зима? Отчего светят звезды? Как растут деревья. Что мне делать, когда я вырасту? Почему не падает башня угодника в Бэдгалдингире, если ей и в самом деле столько лет? Почему так долго живет Бенефециум? Откуда взялась Сухота? Что мне делать, когда вернется Лучезарный?

– Ну что же он посоветовал тебе насчет возвращения Лучезарного? – спросил Игнис.

– Он сказал, что не верит в его возвращение, – пожала плечами Бибера. – Даже если кто-то пытается отрыть могилу, чтобы вытащить оттуда мертвеца. Но добавил, что его вера – это одно, а то, что может случиться, – совсем другое. И сказал, что не знает, что мне надо будет делать в таком ужасном случае. Сказал, что я сама догадаюсь. Но добавил в последнюю нашу встречу, а это было где-то с полгода назад, что если в Бэдгалдингире появится Игнис Тотум, Камаена Тотум, Литус Тацит или Алиус Алитер, я должна сделать все, что могу, чтобы никто из вас не сгинул в башне Бенефециума.

– Выходит, – поднял брови Игнис, – что Бенефециум не угодник?

– А ты думаешь, что всякий назвавшийся угодником тут же становится венцом благочестия? – удивилась в ответ Бибера.

– Но… – развел руками Игнис.

– Я не знаю, кто такой Бенефециум, хотя слышала, что он живет долгие годы, – призналась Бибера. – И Син мне не ответил, кто он такой. Сказал лишь, что каждому отпущено столько прожить, сколько отпущено. И о том, что не каждый вопрос находит свой ответ. Но в одном я уверена – Бенефециум не угождает. Иногда снисходит. Но никогда не угождает.

– Ну, это не самый большой недостаток, – усмехнулся Игнис. – Снисхождение лучше жестокости. Мне другое непонятно, почему ты поверила Сину?

– Мать сказала, что он тот самый, кто спас ее отца, – объяснила Бибера. – И тот самый, что после смерти его и его жены приглядывал за ней и за ее братом, пока не нашлась сердобольная старушка и не взяла их в дом.

– Удивительно, – прошептал Игнис. – Знаешь, иногда мне кажется, что Син – это не просто какой-то добрый дедушка, который появляется всякий раз, когда нужна его помощь, а это сам Энки вернулся на землю.

– Я его спросила об этом же! – подмигнула окаменевшей Процелле Бибера.

– И что же он ответил? – напрягся Игнис.

– Он долго хохотал, – ответила Бибера. – А потом сказал, что это не так. И хорошо, что это не так. Потому что, если бы это было так, это значило бы, что земля уже способна держать на своей спине богов, и тогда возвращение Лучезарного стало бы неминуемым!

Они выбрались из границ Светлой Пустоши на самой окраине Кирума. До кварталов каменных домов еще оставалась пара лиг, но часть ремесленных слободок, брошенных жителями, успела сожрать Светлая Пустошь. С наскоро возведенных сторожевых башен на выбравшуюся из-за пелены троицу стражники смотрели как на демонов, выползших из Пира.

– Заплутали! – крикнул Игнис. – Заехали в эту гадость, еле живы остались! Это Кирум?

– Кирум! – крякнул толстый старшина стражи, спускаясь с вышки. – Как вас туда занесло?

– Да ночью, – пожал плечами Игнис. – Мы идем с севера. Из Аббуту. У нас дела в Фиденте. Думали, уж пропали.