Танец и слово. История любви Айседоры Дункан и Сергея Есенина - Татьяна Трубникова

Подхватив Сергея под руку, шепнула на ходу по-французски:

– Улыбайся!

Исида была в бешенстве. Юрок бегал вокруг и успокаивал: это временные трудности. Скорее всего, они ищут запрещённую литературу из Советской России. Он волновался не меньше Исиды – такие деньги были поставлены на карту, его деньги!

Кинокамера была похожа на чёрное стрекочущее чудище. Чудо прогресса. Исида настояла на том, чтобы свет падал сзади. Иначе все морщины будут видны. Сергей понял, что от него требуется: сыграть роль. Это просто. «Казаться улыбчивым и простым – самое высшее в мире искусство». Непринуждённо облокотился о поручень, что-то говорил Исиде. Она, счастливая, смотрела на него, нежно держа одной рукой кончики его пальцев…

Узнав об их беде, о том, что им предстоит, как заключённым, провести ночь практически в тюрьме на острове, капитан теплохода «Париж» любезно предложил остаться в их каюте. Исида, с её железным характером, закалённым во всяких жизненных бедах, не боялась ничего на свете, в том числе и ночёвки среди всякого сброда. Она бы охотно им станцевала. Пусть все видят: она не большевичка, она великая артистка. Недаром её девиз – пределов нет! Любые железные двери рано или поздно рухнут! В этом вся суть. Беспредельность – единственный путь для неё. Это про себя Исида давно поняла. В принципе, как и для каждого человека, только большинство об этом не догадываются… А её танец открывает людям глаза на мир. Он весь, как воплощение её самой, – свобода! Никто не в силах ограничить полёт её духа, кроме, пожалуй, одного человека – Серёжи. Он её дитя, всё её израненное сердце. Что ж, Исида была очень благодарна капитану за его доброту. Не за себя даже, за Серёжу…

Вспышки фотоаппаратов, выкрикиваемые вопросы, которым нет числа. Исида показала репортёрам книгу Сергея, вышедшую во Франции, – «Исповедь хулигана»… чтобы уже через пару часов прочесть в газетах лишь то, что юный муж Исиды обладает гибким и стройным телом спортсмена, могущего быстрее других пробежать стометровку, и что его серый твидовый костюм отличного качества. Оперативная работа. Но совершенно бестолковая. Этим первым газетам с огромными портретами на первой полосе Сергей искренне радовался.

Утром в сопровождении чиновника миграционной службы на небольшом катере они всё-таки отправились на остров Эллис. Сергей вторично поклонился Статуе свободы. В его утреннем поклоне было больше издёвки и гротеска, чем вчерашнего ликования.

Весёлый, он шёл бесконечными коридорами мрачного здания, что-то напевая себе под нос. Исида видела: ему глубоко неприятно то, что происходит, но и забавно, как приключение. Его самолюбие не было задето так, как её, дочери Америки. В пении Сергея ей слышались нотки авантюристского задора, смешанного с вызовом.

В небольшой комнате, куда их привели, не было ничего, кроме стола с Библией и пары лавок вдоль стен. Вошёл какой-то полный человек. Сергей, не стесняясь, сказал Ветлугину:

– Миргород! Свинья вбежала… – кивнул на вошедшего.

– Схватит бумагу, и мы спасены!

На чистом русском языке чиновник пригласил Сергея к столу. Тот опешил.

Первый же вопрос лишил Сергея на пару секунд дара речи.

– В Бога веруете?

Что было делать? Кивнул и вымолвил «да». Потом клялся, положив руку на Библию, не петь «Интернационал» в общественных местах и не проповедовать советский строй. Видимо, о его подвигах в Европе здесь были уже наслышаны.

Два часа их мучили перекрёстным допросом. Особенно Исиду рассмешило то, что власти желали знать, что она думает о французской буржуазной революции и как она выглядит, когда танцует. Да откуда ей знать?! Она-то себя не видит…

Едва вышли на воздух, Исида крикнула Юроку и адвокатам:

– Признаны невиновными!

Репортёрам призналась, что испытывает чувство, словно её оправдали от обвинения в убийстве.

Всю дорогу до берега Сергей и Исида сидели в катере, взявшись за руки. Сергей отвесил Статуе свободы третий свой поклон: встал, торжественно снял шляпу и слегка поклонился чопорно. Как европеец, а не как русский. Сказал о Статуе свободы: «Бедная старая девушка. Она стоит тут для курьёза».

В сопровождении толпы любопытных и поклонников, размахивая букетом увядающих роз, Исида прошла несколько кварталов. Сергей смотрел вверх, вокруг и снова вверх. Небо было видно, будто из гигантского сказочного колодца. Всё вокруг двигалось, шумело, бурлило. Вывески, вывески, вывески. Бегущие электрические строки с рекламой. Разве сравнить тишину умирающей Венеции, всё её патриархальное очарование с убийственной мощью улицы-стрелы? Копья зданий, упирающихся в небо. Подавляющее, жуткое – до замирания сердца – и захватывающее впечатление! Потом они сели в авто.

Уже в «Waldorf-Astoria» с воплем отвращения Исида разглядывала свои личные вещи. Создавалось впечатление, что перетряхнули всё, вплоть до грязного белья и карманов. Даже партитуры с её личными пометками были досмотрены.

Исида считала удачей, что рождение милого они встретят в изысканном комфорте одной из лучших гостиниц мира. Она пригласит всех своих друзей.

Сергей присвистнул, когда увидел, сколько людей собралось в ресторане гостиницы – сотни две, не меньше: весь цвет Нью-Йорка. Богатые, знаменитые и красивые – все чествовали Исиду. Она его представила как гения поэзии, продолжателя Пушкина и Уитмена. Сказала, что сегодня день его рождения. Его рассматривали, ему улыбались и… его никто не замечал. Ветлугин уже сбежал. Сергей усмехнулся: у этого малого в планах сделаться миллионером. Так и сказал, что очень, очччень уважает доллар. А ему теперь и слова некому молвить, вот ужас-то. Сергею очень хотелось бежать, куда угодно, лишь бы не видеть тупые счастливые лица. Ни одного русского слова: балаболят и балаболят гортанными звуками, будто набрали в рот горячей картошки и пытаются что-то при этом выговорить. Им всем плевать на него: мальчик, развлечение для королевы. Как же противно!

Вместо того чтобы подняться к себе в номер, выскользнул вон из гостиницы. Завернул за угол в поисках какого-нибудь заведения, в котором можно было бы зависнуть на вечер с бутылкой вина. Поблизости ничего не было. Немного прошёл, снова повернул. Все улицы, вывески, повороты были похожи друг на друга, как близнецы. Наконец увидел ресторан.

Исида быстро заметила отсутствие милого, послала кого-то в номер. Знала заранее: бесполезно. Он снова сбежал. С этой минуты весь оставшийся вечер чувствовала себя несчастной и разбитой. Радость встречи с друзьями покинула её.

В ресторане, увидев иностранца, объясняющегося знаками, отказались налить ему выпить. В бешенстве он покинул это место. То же самое повторилось во втором и в третьем найденных им заведениях. В чём дело? Он ничего не понимал. Разводя руками, бармены пытались ему что-то втолковать…

Когда вышел на улицу, совершенно чётко понял, что потерялся. Куда идти?

В это время в далёкой Москве зеленоглазая девчонка, влюблённая в него по уши, чернобровая Галина вспоминала и вспоминала те единственные две встречи, что он подарил ей, будто бросил с барского плеча. То счастливое время казалось ей бесконечно далёким. Она воскрешала в памяти посекундно, как, уже после близости, он подходил к ней, сидящей за столиком кафе, как смотрел интимно и тепло, не как на простую знакомую. Как ехала с ним в пролётке. И казалось, что встречи будут частыми, очень… Только она всё равно – лишь любовница. И чувство мимолётного неудовольствия от этой обидной мысли. А ведь она была тогда счастлива. Что уж говорить теперь. Он за семью морями-океанами, на другом конце земли. Он любит эту старуху, несомненно. Сердцем Галина безошибочно это знала. Когда он вернётся? Схитрив, позвонила в особняк на Пречистенке, в её школу. Сказали, что ещё год, не меньше. Как же ей выжить этот год?! Ведь ничто её не радует. Ходит, будто тень себя прежней. А вернётся он к ней? Даже если так, даже если чудо… Сердце ёкнуло: не сможет она быть после Исиды. После кого угодно можно было стать значимой, любимой для Сергея – после Зинаиды, после помещицы Лидии, после любой из его подружек, но только не после Исиды! Никогда он не будет так лёгок, как раньше… Сегодня день его рождения! Она даже передать ему привет не может. Просила желчного Толика – тот только усмехался, просил шестую главу «Пугачёва» ему отдать – ту самую, которую Сергей ей, Галине, подарил. Ну уж нет, не дождётся. Округлила глаза: ничего она не знает, никакой шестой главы сроду не видала. Пришлось Толику убраться восвояси. Гад он, гадёныш. Когда-нибудь подлость Сергею сделает, чует её сердце. Вот уж истинный Сальери! Стена какая-то за его спиной есть. Кто-то помогает Толику в жизни, кто-то влиятельный, а то давно б по рукам надавали за его «проказы»… Что-то сейчас делает её Серёженька? Радуется, наверное…