Милкино счастье - Лана Ланитова

Краевский подошел к подсвечнику, стоящему на столе, и задул три свечи. В темноте Людмила почувствовала, как он взял ее за талию и подвел к мягкому креслу. Она удобно села. Граф расположился рядом, в соседнем кресле. Послышался шорох ткани – он одернул маленькую шторку. Блеснуло невысокое, но довольно широкое стеклянное окошко, вставленное в раму, похожую на раму огромной картины. Но за окошком стояла кромешная тьма. Вдруг послышались довольно громкие аккорды тапера, и в темноте окошка мелькнул огонек свечи. Он дрогнул и, сделав дугу, оказался на едва заметном столе. Потом одна за другой зажглись еще несколько свечей, а после свечей заполыхал целый поток яркого огня. Похоже, это был свет нескольких газовых ламп с раструбами. Они работали, словно театральные софиты. Комната, где проходил спектакль, осветилась ярче, чем в самый яркий день. На небольшом постаменте, похожем на маленький театральный помост, на стуле с подлокотниками, сидела совсем юная девушка. Она была необыкновенно хороша. На вид ей было не более восемнадцати, а может и меньше. Одета она была в миленькое платье, в голубую полоску, отороченное небольшим кружевом. На лице девушки лежал слой розовой пудры, неестественным румянцем отливали юные щечки, а небольшую голову украшал светлый парик. Этот необычный вид усиливал ее сходство с театральной актрисой. Девушка выглядела, как кукла. Людочка испытала легкий укол ревности, ибо граф уставился сквозь окно на красавицу. Вырез небольшого декольте открывал маленькие, но выразительные холмики грудей. Она сидела на стуле, потупив глаза, и казалось, о чем-то думала. Вдруг распахнулась дверь, и в комнату зашли четверо молодых мужчин. Все они были одеты в форму матросов.

«Одна плюс четыре, – догадалась Людочка. – Девушка будет одна, а их четверо… Какой ужас! Но, что же дальше? – Людмилой овладело странное волнение».

Она посмотрела на Анатоля. Тот пристально наблюдал за происходящим.

Девушка театрально округлила глаза и схватилась за голову. Матросы стали показывать на нее пальцами и смеяться. Странным было то, что Людочка отчетливо слышала все их разговоры и смех. Оказалось, что звуки шли из верхней слуховой трубы. Они не просто были слышны рядом, они даже усиливались за счет хитроумной акустики.

Вот откуда так хорошо было слышно тапера. Он мог играть в любой комнате, но хозяйка направляла звуки в нужную ей комнату или во все сразу. Кстати, когда мужчины вошли, звуки фортепьяно сделались тише.

– Как тебя зовут, красотка? – спросил один из матросов.

– Меня зовут мадемуазель Мими, – со страхом отозвалась девица.

– Мими? Какое странное имя? У вас всем шлюхам дают такие имена?

– Господа, я не шлюха! – театрально воскликнула девушка. – Мне нужно идти домой.

Она встала со стула и направилась к выходу.

– Нет, Мими, ты никуда не уйдешь, – самый высокий мужчина преградил ей путь. – А шлюха ты или нет, это мы сейчас посмотрим. Раздеть ее! – говоривший был явно за главного.

Людочка взволнованно смотрела на эту сцену. Ей казалось, что она даже слышит, как у девушки от страха стучит сердце, ибо ее собственное тоже громко бухало в груди.

– Анатоль, они ее разденут? – прошептала она.

Граф положил руку на ее колено.

– Они не только ее разденут… Привыкай.

А дальше произошло то, о чем Людмила вспоминала много раз после… С громкими и непристойным смехом, грубыми шутками и даже оскорблениями матросы довольно быстро раздели несчастную. Людмила догадалась, что на барышне не было ни корсета, ни нижнего белья. Вся одежда довольно быстро и легко оказалась сложенной на соседнем стуле. Девица стояла обнаженной, посередине комнаты, прикрыв от стыда напомаженные щеки. Из одежды на ней остались лишь розовые туфли на небольшом каблучке и светлые чулки на резиновых подвязках.

Благодаря яркому свету, казалось, что обнаженная актриса, из самого непристойного театра, стоит в полуметре от глаз Людмилы и Анатоля. Белый, округлый живот пульсировал от страха, под ним красовался выпуклый и безволосый лобок. Пожалуй, он был слишком выпуклым для столь хрупкой девушки. Именно этот лобок назойливо лез в глаза.

У Людмилы заныл низ живота. Она почувствовала, как граф от волнения еще сильнее сжал ее колено. Людмила не мигая смотрела на девушку. Ей безумно хотелось, чтобы та как можно скорее раздвинула ноги. Она почти не уловила того момента, как все четверо матросов постепенно сбросили с себя всю одежду. Перед глазами мелькали подтянутые и стройные фигуры. Широкие и сильные плечи переходили в стройные торсы. Только сейчас Людмила заметила, что все они не только хорошо сложены, но и привлекательны лицом. Казалось, что все они сошли с картин античных художников. Ну и самым главным достоинством было то, что у всех четверых покачивались или смотрели чуть набок довольно длинные и толстые орудия страсти. Да, у всех четверых они были в полной боевой готовности.

Краевский покачал головой:

– Смотри, милая, что за славные жеребцы… – прошептал он. – Неловко признаться, но мне кажется, что мой, все же, чуточку меньше. Как ты думаешь?

Людмила только скользнула по его лицу непонимающим взглядом.

– Потрогай его… Он тоже стоит…

Он взял ее руку и прислонил к своему паху.

Меж тем на сцене, в соседней комнате, уже вовсю шло «представление». Людочка лишь порывисто дышала, с волнением рассматривая подробности.

Девушка снова сидела на стуле. Только теперь ее ноги были разведены широко в стороны. Один из матросов, обойдя стул, держал крепко ее бедра, выворачивая наружу пухлый лобок и все, что находилось под ним. Другой мужчина, повинуясь весьма дикому сценарию этого маленького спектакля, стоял почти рядом с тем, кто держал девицу за ноги. Этот второй ласкал пальцами трепетный розовый бутон распахнутой плоти. Было видно, что все, что он делал, было нарочито показательно и открыто. Участники пьесы были прекрасно осведомлены о том, что за ними наблюдают. И желали исполнить свои роли так, чтобы зрители остались довольны. Лишь поэтому оба сладострастника ласкали девушку напоказ, широко раздвигая все розоватые и сочные внутренности несчастной девицы. Двое других мужчин стояли чуть в стороне, поглаживая свои огромные члены.

– Ну что? Ты нам сказала, что непорочна? – нарочито громогласно осведомился самый высокий мужчина.

На что девушка только простонала в ответ. И стон этот звучал очень сладострастно. Людочка видела, насколько «актрисе» был приятен этот спектакль – мягкие и нежные складки были немилосердно мокры и будто увеличились в размере.

Низ живота самой Людмилы заныл еще сильнее. Она беспомощно посмотрела на графа. Он все понял. Его рука нырнула ей под юбки и потянула вниз батистовые панталоны. Она привстала, чтобы они чуть-чуть сползли вниз.

– Ты еще мокрее, чем она, ma petite princesse, – прошептал он.

Его пальцы развели в сторону ее собственные губы, скользнули влево и вправо и снова замерли. Она вся поддалась навстречу, раздвигая ноги. Мешали панталоны. Двумя движениями они сбросила их и села удобнее.