Убить Ангела - Сандроне Дациери

– Чем конкретно ты занимаешься? – спросила его писательница из Лихтенштейна.

– Обычно убитыми или похищенными.

– А, пишешь триллеры, – решила она.

Данте не стал ее поправлять и продолжил намазывать хлеб медом, с отвращением глядя на циркулирующую по столу тарелку с ливерной колбасой, кусок которой мгновенно отправила в рот появившаяся через четверть часа Коломба.

– Я думала, ты еще спишь. На цыпочках ходила, чтобы тебя не разбудить, – сказала она.

– Я рано проснулся.

– Мне кажется или от тебя несет водкой? – Коломба критически оглядела его с ног до головы. – Ты что, проторчал тут всю ночь в мрачных раздумьях?

– В какой-то момент я уснул.

– Не думала, что тебе хватит смелости спуститься по лестнице в темноте.

– А я и не спускался по лестнице.

Коломба всплеснула руками.

– Не хочу ничего знать. Я, скорее всего, взбешусь, – спокойно сказала она и умяла кусок колбасы размером с собственный большой палец.

– Ты хоть знаешь, что туда кладут, помимо бедных свинюшек?

– Мне плевать, – с набитым ртом сказала она. – Я позвонила Барт.

– Со стационарного телефона?

– Я знаю, что ты считаешь всех полицейских слабоумными, но я воспользовалась скайпом на твоем планшете.

– Довольно безопасно.

– В следующий раз отправлю почтового голубя, хотя эти, – Коломба кивнула на стаю кружащих над ними сорок, – наверняка его сожрут. Барт нашла берлинца, с которым можно побеседовать. Пришлось объяснить ей, в чем дело, но я взяла с нее слово, что она никому не проболтается. – Разговор был не из легких, и Коломба пообещала рассказать подруге все, как только они вернутся в Италию.

Данте кивнул:

– О’кей.

– Так что сделай одолжение, поднимись наверх, прими душ, оденься и притворись, что ты не просто мертвый груз. Хоп! Пошел!

Данте поднялся:

– Да, сэр, сорри, мэм.

Контактом Барт, а также ее другом, не раз гостившим у нее в Милане, оказался доцент-патологоанатом, работающий в немецком аналоге лаборатории ЛАБАНОФ. Звали его Харри Кляйн, и Данте тут же вспомнил его тезку – напарника инспектора Деррика из одноименного телесериала. Этот невысокий худой мужчина за шестьдесят с двойной бородкой встретился с ними в университетской клинике «Шарите» рядом с Митте и отвел их в забегаловку со здоровой едой в двух шагах от университетского комплекса из красного кирпича. Кроме нескольких юных студентов, в кафе было пусто, и они легко нашли свободный столик.

– Барт сказала, что вы расследуете несчастный случай, произошедший два года назад. Пожар на дискотеке, если я не ошибаюсь, – сказал Кляйн. Помимо английского, медик немного говорил по-итальянски и мог перевести Коломбе термины, которых она не понимала.

– Да. Но я бы хотела уточнить, что наш интерес совершенно неофициален, – сказала Коломба.

– Могла бы и не уточнять, – пробормотал Данте по-итальянски, на секунду отставив огромный стакан с соком репы.

– Лично я не проводил вскрытия, – продолжал Кляйн, – но это было поручено моему департаменту, и я взглянул на отчеты. Что вы хотите узнать?

– Прежде всего причину смерти. Нам известно только то, о чем писали в газетах, – сказала Коломба.

– Тела жертв были почти полностью покрыты ожогами третьей и четвертой степени, но погибли они не от огня, а от асфиксии, вызванной отеком Квинке, или от гиповолемического шока.

– То есть смерть вызвали обычные при пожаре причины.

– Именно. На трупах были также внешние повреждения, полученные в результате обрушения здания.

– Есть ли вероятность, что они погибли до пожара? – спросил Данте.

Врач уже знал ответ, но на всякий случай сверился с загруженными на его планшет копиями заключений судмедэкспертов.

– Я бы сказал, нет. У всех жертв копоть в бронхах, значит во время пожара они дышали. А также жировая эмболия легочных сосудов. – Он объяснил, что говорит о растаявшем телесном жире, попавшем в систему кровообращения. Если действовала сердечно-сосудистая система, то в жертвах еще теплилась жизнь.

– Возможно ли, что они получили какие-то травмы и пребывали в беспомощном состоянии? У них были следы от ударов по голове, нервным центрам, удушения?

Кляйн вздохнул:

– Правильно ли я понимаю, что ваше неофициальное расследование вызвано подозрениями, что произошло убийство, обставленное как несчастный случай?

Коломба ждала, что рано или поздно врач об этом спросит. Ей хотелось бы назвать иную причину, но ничего правдоподобного в голову не приходило.

– К сожалению, да. Но в настоящий момент это просто гипотеза.

– И что навело вас на подобное предположение?

– К сожалению, в суде нам предъявить нечего. Надеюсь, что Барт просветила вас на наш счет.

Врач потер бородку:

– Да. Она сказала, что, каким бы ни был ваш мотив, возможно, стоит вам помочь, хотя вы, скорее всего, навешаете мне лапши на уши.

– Она пошутила, – слегка пристыженно сказала Коломба.

Кляйн снова вздохнул:

– Как я уже говорил, многие трупы были как минимум частично обуглены и имели предсмертные и посмертные переломы, вызванные падением кирпичной кладки. Признаки физического насилия бывает сложно выявить даже по состоянию костной структуры. Тем более невозможно сделать это по состоянию тканей, если жертве не были нанесены глубокие ранения холодным оружием.

– То есть вероятность насилия вы не исключаете.

– Однако я могу исключить наличие защитных ран. Видимо, гипотетическая атака была настолько быстрой, безошибочной и точно скоординированной, что никто из жертв не успел отреагировать. А ведь все происходило в горящем здании. Кто у вас на примете?

– У нас пока нет конкретных подозреваемых, – солгала Коломба.

– А вот и лапша… – сказал Кляйн.

– В крови жертв нашли следы наркотиков. Возможно, этим и объясняются замедленные рефлексы? – вмешался Данте.

– Ваша гипотеза предполагает недобровольный прием наркотиков? Каким образом? Воздушно-капельным путем? – Поскольку разговор шел на английском, который не был родным ни для кого из собеседников, понять, иронизирует ли врач, было сложно.

– Были ли у них признаки хронической наркозависимости?

– Нет. Но они могли употреблять наркотики время от времени.

– А как насчет анализов погибшего, чье имя не было установлено? Поскольку он умер не сразу, результаты аутопсии могли быть иными, – сказала Коломба.

– От остальных его отличал только возраст. Ему было около семидесяти, и он страдал от недоедания и тяжелой формы цирроза печени.