Профессор, поправьте очки! - Дмитрий Стрешнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– -Вроде всё в ажуре.
Эхнатон еще раз с пристрастием провел фонарем по лицам козлов.
– -Лампа цела,-доложил один из подручных.-В патроне чисто.
– -Ладно,-сказал Эхнатон, задержав неприятно яркий луч на вызывающе честном лице Чикильдеева.-Козлы вроде ни при чем. Вставьте им новую лампу.
Лампу ввернули, но света не появилось.
– -Ладно, козлы, сидите тут смирно.
На выходе Эхнатон и его мордовороты задержались и некоторое время разглядывали дверь, чертя фонарями.
– -Смотри, как ее, суку, перекосило!
Потом вышли и, чтобы заставить дверь встать на место, хлопнули ею с такой силой, что Севе и профессору показалось: мозги у них в головах словно бы подпрыгнули.
– -Послушайте!-сказал через некоторое время из темноты профессор голосом, испорченным дурным предчувствием.-Надо было потребовать, чтобы нас отсюда эвакуировали! Мы здесь как в склепе! Если с домом что-нибудь случится…
– -Что случится?-спросил Сева, тоже занервничав.
– -Что угодно может случиться в городе, где три тысячи километров труб с горячей водой, девять тысяч километров с холодной и никто не знает, сколько из них дырявых. Сверху идет культурный слой, под ним пески и глины, ниже – известняки. Известняки всё время размываются подземными водами и образуются пустоты. Так устроено природой, которая пустоты не терпит, заполняет ее тем, что под руку подвернется. А тут еще дождь… Всеволод, у вас есть что-нибудь – посветить?
– -Конечно,-сказал Сева, у которого, к счастью, кое-что из походного снаряжения оказалось не в отобранном рюкзаке, а в карманах.-Вот спички, например.
– -Благодарю.
Царапнуло, щелкнуло – и неуверенный огонек заплясал между узниками, делая их лица неузнаваемо изможденными.
– -О!..-вдруг воскликнул Потапов; огонек тут же погас.
– -Что там?-с трепетной надеждой спросил Чикильдеев.
– -Ничего… Просто спичкой обжегся,-отозвался профессор из темного ниоткуда.
Снова с шипением родилось маленькое пламя. Потом донеслось бормотание, которому Сева и Зашибец вначале не придали значения. Но постепенно их стал интриговать непонятный смысл профессорских слов:
– -Так я и предполагал… иначе быть не могло… даже при таком незначительном смещении…
– -Что там у вас?-снова не выдержал первым Чикильдеев.-Что там могло – не могло?
Потапов повернул к ним счастливое лицо и шепотом сообщил:
– -Кладка треснула!
Очки сверкнули; спичка погасла.
Обшаривая стену и темноту впереди растопыренными пальцами, Сева ринулся к Потапову, не удивляясь тому, что ему в затылок дышит прежде невозмутимый Зашибец. Когда зажглась следующая спичка, все три головы оказались под дрожащим нимбом, очерченным ее огнем.
– -Вот оно!-сказал профессор, нежно проводя пальцем по неровному разлому.-Идет от угла и до пола. Слеплено здесь всё явно на живую нитку!
Дом тяжело вздохнул и снова вздрогнул. В далеких недрах глухо ударило и где-то просыпался еле слышный стеклянный звон.
– -Трещина расширилась,-сообщил профессор. -Баба Дуня, чертова свояченица, в общем верно напророчила: провалится этот город когда-нибудь в преисподнюю!
– -Трещина расширилась, а нам-то что делать?-поинтересовался Сева.
– -Выбираться отсюда, пока сама природа помогает!
Чикильдеев нажал на стену плечом и разочарованно сказал:
– -Что-то твердовато…
– -Ложимся!-вдруг приказал Зашибец.- Аркадий Марксович, вы – спиной к противоположной стене, упретесь ногами в плечи гражданина Чикильдеева, он упрется в меня.
– -А вы?
– -А я буду давить на кладку левой и боевой правой.
– -Которая болит,-подсказал Сева.
– -Болит,-признался Зашибец.-Но жить хочет.
Они улеглись на пол; профессор светил.
Зашибец ударил раз, другой, третий; Потапов засипел. Когда Сева уже раскрыл было рот, чтобы сказать: "Прекратите, мы так профессора раздавим", раздался галетный хруст, поэтому Сева вместо приготовленных слов, задушенным голосом прокричал:
– -Слышали? Хрустит!..
– -Слышали,-отозвался Зашибец и еще раз ударил ногами с таким ожесточением, что Потапов всхлипнул.
Раздался сладостный звук падающих кирпичей, и в стене образовалась тускло светящаяся дыра, наполненная лениво клубящейся пылью. Задыхаясь то ли от нее, то ли от радости, узники подскочили к отверстию с изломанными контурами головоломки-пазла и сгоряча мигом выломали еще несколько кирпичей.
Впрочем, философы дальновидно предупреждали, что свобода – понятие относительное. Разрушители стены убедились в этом, как только оказались в сумрачном коридоре. Куда двигаться? Что ждет их за поворотом в конце каменной кишки, где болталась единственная в окружающем пространстве лампа, не утратившая связи с электричеством?
– -Оставайтесь здесь и ждите меня,-велел Зашибец.
Сам он пружинистой походкой быстро направился к свету в конце туннеля. Он исчез за углом так стремительно, что все претензии к его поведению Потапов и Чикильдеев были вынуждены высказывать друг другу:
– -Мне кажется, не очень-то красиво с его стороны, что он снова нас бросил! (это профессор)
– -Я бы сказал, не бросил, а кинул. (это, разумеется, Чикильдеев) Я же предупреждал, что мы имеем дело с профессионалом.
– -И что нам теперь делать?
– -Я бы всё-таки заглянул за угол. Хотя бы для того, чтобы порадовать себя открытием, что из этой мышеловки есть какой-то выход.
Профессору понравилась такая философская постановка вопроса.
Кошачьими шагами они дошли до угла, сначала выглянули очень осторожно, потом, осмелев, высунулись совсем безрассудно.
– -А теперь что?-спросил Потапов, когда они увидели еще одну одинокую лампу, освещающую сразу несколько коридоров, расходящихся веером.
– -Понастроили нор!-злобно сказал Чикильдеев.-Ведь должны здесь быть лестницы, двери и окна! Проверим вон там?
– -А если Роман Степанович будет нас искать?-обеспокоенно спросил Потапов.
– -Ничего, покричит,-легкомысленно сказал Чикильдеев.
Совершенно обнаглев, он отправился дальше с беспечностью мартышки, а профессор покорно двигался следом.
Их выручило то, что после приступа трясучей, который пережил дом, горели лишь редкие лампы, поэтому тень стоящего за углом человека получилась страшно длинной, и когда ее хозяин пошевелился, она вовремя напугала Чикильдеева и Потапова.
“Не худо бы тихонько вернуться”, показал Сева на пальцах профессору, и тот закивал: не возражаю.