Долететь и вернуться - Владимир Перемолотов

Мягкие волны теплого воздуха выходили из жаровни, раскачивая невысокие язычки пламени. Брайхкамер взглядом мерил его глубину, но лепестки открытого огня путали взгляд, не давая заглянуть огню в душу.

Рядом с жаровней лежала куча испорченного железа; не так давно бывшего чьими-то доспехами. Когда пламя колебалось, по полированной поверхности пробегали блики, быстрые, как ящерицы. Время от времени Трульд бросал на него взгляды, отводил глаза, но взгляд возвращался назад к бликам на металле.

Время пришло. Прервав власть пламени над собой, брайхкамер Трульд сказал в пространство:

— Всезнающего ко мне… За спиной скрипнула обувь. Кто-то из слуг пошел за

Всезнающим, но дурак, комком тряпок лежавший у стены, опередил его. Он сорвался с места и, гремя бубенчиками, прокатился к двери. Первым распахнув створки, он крикнул в коридор:

— Всезнающего к господину! Всезнающего сюда!

Голос его по-петушиному сорвался, в надежде вызвать смех хозяина, но дурак не угадал настроения. Брайхкамер повернулся к двери, чтобы обругать незадачливого весельчака, но взгляд его вновь напоролся на доспехи, и он ощутил прилив злости.

— Шута выпороть.

Шут взвыл горестно, но его уже подхватили крепкие руки внутренних золотых стражников, стоявших за дверью. Бубенцы зазвенели громче и радостнее. Дела в замке делались быстро. Сказывалась выучка. Брайхкамер еще не успел остыть от шутовской выходки, как того начали пороть. Несколько мгновений он с мрачным удовольствием слушал крики, извлекавшиеся из шута замковым экзекутором. Потом они стихли, и рядом раздались шаркающие шаги.

Брайхкамер сидел лицом к огню. Он не видел колдуна, но услышал его. Потом волна запаха докатилась до него и качнула пламя, когда колдун остановился за его спиной. С дрожью в душе предвидя неизбежное, брайхкамер глубоко вздохнул.

Он даже пах как-то иначе.

Он вообще был другой. Не от мира сего. Что-то чужое. Неопасное, но чужое было в нем…

«Дикарь, — с отчаянием подумал Трульд. — Дикарь без места в этом мире…»

Но все, что он думал, ему следовало держать при себе. Колдун был обидчив и почему-то считал себя выше самого Трульда.

— Как дела, благородный Трульд?

Брайхкамер выхватил взгляд из огня, повернулся.

— Я же просил тебя называть меня господином, — напомнил он. — Ты забыл?

— Нет, наверное, забыл ты, — весело проговорил колдун. — У меня нет господина. Только Карха.

Он нетерпеливо похрустывал пальцами, потирал ладони.

— Где они? Они уже прибыли в замок?

— Твое упрямство когда-нибудь будет стоить тебе кожи, — неторопливо ответил Трульд.

— Не сегодня, — нагло усмехнулся колдун, — Зачем я тебе без кожи?

Чародей был остер на язык и в карман за словом не лез. Чувствуя, что проигрывает поединок, Трульд ответил:

— А зачем ты сам себе без кожи? Колдун взмахнул руками. Плащ на нем взорвался бликами ярких цветов. Это был тот плащ.

— Ты знал, что надеть, — сказал Трульд. Это был плащ Императора. Когда два года назад он с помощью этого колдуна спас Императора от альригийцев, тот подарил колдуну свой плащ. Конечно, и сам Трульд не остался без награды. Вдобавок к своей голове, возвращенной ему Тайным Советом, он округлил свои владения за счет рудников Восточного Захребетья, но теперь этот плащ был защитой колдуна. Время от времени Император интересовался, как там живет это чудо природы.

— Хорошо, что хоть отобрать не может, — зло усмехнулся он. — Так что ты, милый, навсегда мой.

Скаля зубы, он вспомнил, как безуспешно пробовали в императорском дворце добиться того, что так легко получалось у него и колдуна. После более чем сотни попыток они наконец поняли то, что уже и так знал сам брайхкамер, — колдун и он были частями какого-то колдовства. Только они. И никто другой.

Первым это понял императорский библиотекарь Шумон Гэйльский. До сих пор брайхкамер был благодарен ему за то, что он расставил все по своим местам, назвав их Первым Чудом Империи. Император прислушался к нему, и они были отпущены.

Конечно, это было чудом. Может быть, не тем чудом, о котором говорили Братья по Вере, но все-таки чудом. Этот ненавистный червяк из неведомого племени колдунов был ключом к обладанию миром.

— Ты мне не ответил, — напомнил колдун.

— Значит, не счел нужным, — размеренно, словно говорил со своим шутом, пояснил хозяин замка Трульд. — Все-таки я тут главный? А?

Колдун поклонился, вновь заставив плащ сверкнуть радужными переливами.

— Ты мне нужен.

Он повернулся к маленькому столику, на котором стояли два серебряных кубка. Взяв один из них, протянул его колдуну. Даже в полутьме было видно, как лицо его побледнело и расширились глаза. Он отшатнулся назад, завел руки за спину. Плащ, тяжелый от золотой вышивки, заскрипел. А может быть, это скрежетали зубы колдуна, сжатые бессилием.

— Ты их упустил… — тихо сказал он. Он не спрашивал. Он уже знал. Трульд понимал, что голос его был тих не из-за страха. Скорее от гнева и боли.

Он ничего ему не ответил. Его рука с кубком по-прежнему маячила около лица колдуна. Ему нечего было сказать. Глядя на него, старик забормотал что-то на своем варварском наречии, потом сорвался на крик:

— Ты должен был их взять! Должен! Ты же знал все!.. Глядя на брызжущего слюной старика, Трульд сам почувствовал, как в груди растет злоба. Этот дикарь, подобранный в лесу три года назад, этот ничтожный червяк пытался учить его. Того, по чьему приказу тысячи людей выходили на битвы, того, кого отмечает сам Император… Да, Император… Плащ опять кольнул его глаза светом.

Рука брайхкамера дрогнула. Напиток в бокале всколыхнулся. Несколько капель скатились по коже, обжигая ее. Гадкий запах перебродившего вина волной шибанул из кубков. Гнев еще крутился в нем, ища выход, но брайхкамер уже сжимал его мышцами живота, наслаждаясь своей властью над ним.

По большому счету колдун был прав. Он действительно упустил их. Ему было известно все — и место, и время, но… Хотя было сделано все, колдуны все-таки ушли. Вместе с этим проклятым Маввеем.

— Может быть, ты скажешь, что я ошибся?

— Нет. Все было так, как ты говорил. Мы выбрали правильное место, но…

— Но?

— У них было колдовство, о котором ты меня не предупредил…

Ударом ноги он выбросил из-под стола разрезанную наискось кирасу. Крови на ней уже не было, но она еще пахла ею. Край среза был покрыт волнистыми черными наплывами, словно великан отрезал кусок раскаленным ножом. Кое-где эти наплывы висели как капли, готовые сорваться вниз.

Он ждал вопросов, но колдун не спросил ничего. Он только водил пальцем по оплавленному краю. И брайхкамера вдруг словно осветило изнутри — колдун знал об этом!