Корни - Алекс Хейли

Еще тяжелее ему было из-за того, что никто не давал ему никакой полезной работы, хотя он уже довольно сносно перемещался на костылях. Он старался делать вид, что занят исключительно собой и не имеет ни желания, ни потребности в общении с кем-то. Но Кунта понимал, что другие черные доверяют ему не больше, чем он им. По ночам он терзался от чувства одиночества и подавленности. Он часами всматривался в темноту и ощущал, что медленно погружается во мрак. В нем жила и крепла какая-то болезнь. Кунта с изумлением и стыдом осознал, что нуждается в любви.

Однажды он был на улице, когда во двор въехала повозка тубобов. Рядом с кучером сидел мужчина цвета сассо борро. Когда тубоб сошел и направился в большой дом, повозка подъехала к хижинам черных и остановилась. Кунта видел, как кучер подхватил своего спутника под руки, чтобы помочь ему спуститься. Рука этого человека была покрыта чем-то напоминающим застывшую белую глину. Кунта не представлял, что это, но, похоже, рука как-то пострадала. Потянувшись в повозку здоровой рукой, сассо борро вытащил странной формы темную коробку, а потом зашагал вслед за кучером вдоль ряда хижин. Они направлялись к последней – Кунта знал, что она пустовала.

Кунте было так любопытно, что утром он заковылял к той хижине. Он не ожидал, что сассо борро будет сидеть прямо у дверей. Они просто смотрели друг на друга. Ни лицо, ни взгляд мужчины ничего не выражали. Таким же безразличным был его голос:

– Что тебе нужно?

Кунта понятия не имел, что тот сказал.

– Ты один из тех африканских ниггеров.

Кунта узнал слово, которое слышал довольно часто, но все остальное осталось для него загадкой. Он по-прежнему стоял на месте.

– Тогда шагай отсюда!

По резкому тону Кунта почувствовал, что его прогоняют. Он, спотыкаясь, развернулся и заковылял обратно в свою хижину, терзаемый невыразимым стыдом.

Каждый раз, когда Кунта думал об этом сассо борро, он приходил в ярость. Ему хотелось знать язык тубобов, чтобы подойти к нему и крикнуть:

– Я хотя бы черный, а не коричневый, как ты!

С того дня Кунта, выходя на улицу, даже не смотрел в том направлении. Но его мучило любопытство: ведь после ужина большинство черных собирались возле последней хижины. Внимательно прислушиваясь со своего места, Кунта слышал, как ровно и уверенно говорит сассо борро. Иногда черные начинали хохотать, а потом сассо борро спрашивал их о чем-то. Кунте страшно хотелось узнать, что это за человек.

Примерно через две недели среди дня сассо борро вышел из уборной в тот самый момент, когда к ней приближался Кунта. Белую глину с его руки уже сняли, и теперь он разминал в ладонях два кукурузных стебля. Раздраженный Кунта быстро проковылял мимо. Сидя внутри, он придумывал оскорбления, какими ему хотелось осыпать этого странного человека. Когда он вышел, сассо борро спокойно стоял на месте с таким лицом, словно между ними ничего и не произошло. Продолжая крутить в пальцах кукурузные стебли, он сделал Кунте знак головой, чтобы тот следовал за ним.

Это было совершенно неожиданно. Растерявшийся Кунта, не говоря ни слова, заковылял за сассо борро к его хижине. Коричневый указал ему на стул, и Кунта покорно сел. Хозяин хижины устроился на другом стуле, продолжая сплетать кукурузные стебли. Кунта подумал, знает ли он, что плетет точно так же, как это делают африканцы. Они молчали. Потом коричневый заговорил:

– Я слышал, что ты страшно зол. Тебе повезло, что они не убили тебя. Они могли, потому что таков закон. Точно так же белый человек сломал мне руку, потому что мне надоело играть на скрипке. Закон гласит, что любой, кто поймает беглого, может убить его – и никакого наказания за это не будет. Этот закон каждые шесть месяцев оглашают в церквях белых людей. Не злись на меня из-за законов белых людей. Когда они создают новые поселения, то сразу строят суд, чтобы принимать новые законы. А потом строят церковь, чтобы доказать, что они – христиане. Я уверен, что палата представителей Вирджинии занята только тем, чтобы принимать все больше законов против ниггеров. По закону ниггеры не могут носить оружие – даже палки, которые похожи на дубинки. Если тебя поймают без подорожной, ты получишь двадцать плетей. Если посмотришь белым прямо в глаза – десять плетей. Если поднимешь руку на белого христианина – тридцать. Закон гласит, что ниггер не может проповедовать, если рядом белый. Закон гласит, что ниггеру нельзя устраивать похороны, если белые решат, что это собрание. По закону тебе могут отрезать ухо, если белые скажут, что ты лжешь; оба уха, если скажут, что ты солгал дважды. Закон гласит, что, если ты убьешь белого, тебя повесят. Если – убьешь другого ниггера, тебя выпорют. Если индеец поймает беглого ниггера, он получит награду – столько табака, сколько сможет унести. Закон запрещает учить ниггеров читать или писать и давать им книги. У них есть даже закон, который запрещает ниггерам бить в барабаны – ну вся эта африканская чепуха…

Кунта чувствовал: коричневый знает, что он не понимает, но ему нравилось слушать. Ему казалось, что так он постепенно приближается к пониманию. Глядя прямо в лицо коричневому и слушая его голос, Кунта чувствовал, что он почти понимает его. Ему хотелось и смеяться и плакать одновременно. Наконец-то кто-то заговорил с ним как человек с человеком.

– И твоя нога, – продолжал коричневый, – подумай об этом: они не только рубят руки и ноги, но и отрезают члены. Я видел массу раздавленных ниггеров, которые продолжают работать. Видел, как ниггеров порют, пока мясо не сходит с костей. Беременных женщин-ниггеров порют, укладывая на лавки с отверстием для живота. А если кто-то услышит, как ниггеры говорят о бунте, их заставляют плясать на горячих углях. Пока они не падают. Даже если ниггеры умирают из-за того, что с ними сделали белые, это не преступление, если они принадлежали тем, кто это сделал или позволил сделать. Потому что таков закон. И если тебе кажется, что это плохо, ты должен услышать, что рассказывают люди о тех ниггерах, которых рабские корабли отвозят на сахарные плантации Вест-Индии.

Кунта сидел, слушал и пытался понять. Но тут появился мальчик из первого кафо – принес коричневому ужин. Увидев Кунту, он выскочил и вскоре вернулся с тарелкой для него. Кунта и коричневый молча ужинали вместе. Потом Кунта резко поднялся, чтобы уйти. Он знал, что скоро появятся другие. Но коричневый жестом предложил ему остаться.

Через несколько минут стали появляться другие черные. Все были изумлены, увидев Кунту – особенно Белл. Она пришла последней. Как и все остальные, она просто кивнула, но Кунте показалось, что на лице ее промелькнула улыбка. В спускающихся сумерках коричневый стал говорить для людей так же, как говорил для Кунты. Кунта решил, что тот рассказывает им какие-то истории. Он чувствовал, когда история заканчивалась – черные начинали смеяться или задавать вопросы. Кунта постоянно слышал слова, которые уже были знакомы ему.

Вернувшись в свою хижину, Кунта был охвачен странными чувствами. Он впервые общался с другими черными. Всю ночь не мог заснуть из-за противоречивых чувств. Кунта вспомнил, что сказал ему Оморо, когда он отказался отдать свой манго Ламину, который выпрашивал хотя бы кусочек: «Когда сжимаешь кулак, никто не сможет ничего положить в твою руку. И ты сам не сможешь ничего взять».