Неугомонный - Хеннинг Манкелль

— Из Сконе, стало быть, по выговору слышу. Истад?

— Как видите.

— И все ж таки приехали сюда, в Маркарюд?

— Вообще-то я здесь не при исполнении, — ответил Валландер со всем возможным дружелюбием, на какое был способен. — Визит скорее приватного свойства.

— Вот и хорошо для Фанни. Ее никто почти не навещает.

Валландер кивнул на газонокосилку:

— Вам бы надо беречь уши.

— Я не слышу рева. Испортил слух еще в молодости, когда на шахте работал.

Валландер вошел в дом и двинулся налево по коридору. Какой-то старик стоял у окна, глядя прямо перед собой, на заднюю стену ветхого сарая. Валландер вздрогнул. Но вот и нужная дверь с табличкой, красиво расписанной цветами в пастельных тонах.

Может, уйти? — мелькнуло в голове. Но в следующую секунду он нажал на звонок.

Когда Фанни Кларстрём отворила дверь — а отворила она сразу же, будто тыщу лет стояла там, поджидая его, — на лице ее сияла широкая улыбка. Желанный гость, успел подумать Валландер, прежде чем она впустила его внутрь и закрыла дверь.

Он словно бы вступил в затерянный мир.

От Фанни Кларстрём пахло так, будто совсем рядом только что разожгли в камине ольховые дрова. Этот аромат смутно помнился Валландеру с той недолгой поры, когда он был скаутом. Как-то раз они ходили в поход с ночевкой. Разбили лагерь на берегу озера — по всей вероятности, Крагехольмсшё, которое впоследствии оставило в памяти Валландера кой-какие мрачные воспоминания, — и разожгли костер, спилив ольху. Но растет ли ольха возле сконских озер? Не мешает при случае разузнать.

Подсиненные седины Фанни Кларстрём были уложены аккуратными волнами, лицо слегка подкрашено, будто она жила в постоянном ожидании внезапных гостей. Улыбаясь, она демонстрировала красивые зубы, на зависть Валландеру. Сам он залатал первые дупла в двенадцать лет и затем непрестанно воевал с гигиеническими процедурами и дантистами, которые более или менее открыто его ругали. Пока что он в основном сохранил свои зубы, но врач предупредил, что если он не станет чистить зубы как следует, то скоро их растеряет. У Фанни Кларстрём в восемьдесят четыре года все зубы были свои, причем белые и блестящие, как у двадцатилетней. Она не спросила, кто он и зачем пожаловал, пригласила в маленькую гостиную, где все стены были увешаны рамками с фотографиями. На окнах и на полках — комнатные цветы и вьющиеся растения. Нигде ни пылинки, подумал Валландер. Здесь живет в высшей степени живой человек. Он сел в предложенный уголок дивана и не отказался выпить кофейку.

Пока она варила кофе, он прошелся по гостиной, рассматривая фотографии. Свадебный снимок 1942 года — Фанни Кларстрём и мужчина, запакованный в костюм, с волосами, причесанными мокрой гребенкой. На другой фотографии вроде бы он же, только в комбинезоне, на борту судна, снято с набережной. Рассматривая снимки, Валландер понял, что у Фанни Кларстрём только один ребенок. Услышав звяканье чашек на кофейном подносе, он вернулся на диван.

Фанни Кларстрём расставляла посуду твердой рукой, многолетние профессиональные навыки сохранились, наливая кофе, она не расплескала ни капли. Потом устроилась напротив него, в мягком кресле, которым явно пользовалась часто. На колени к ней вдруг запрыгнула до сих пор незаметная пятнисто-серая кошка. Фанни взяла свою чашку. Кофе оказался крепким, Валландер ненароком поперхнулся и до слез раскашлялся. Когда кашель утих, она протянула ему салфетку. Он утер глаза, одновременно отметив, что на салфетке написано «Отель Биллинген».

— Пожалуй, прежде всего я расскажу, что привело меня к вам, — начал Валландер.

— Добрые люди всегда желанные гости, — ответила Фанни Кларстрём.

Выговор у нее безусловно стокгольмский. Любопытно, что побудило ее выбрать на старости лет такое далекое место, как Маркарюд.

Валландер выложил на вышитую скатерть копию газетной статьи. Читать Фанни не стала, только скользнула взглядом по двум снимкам. И все-таки, похоже, вспомнила. Не желая действовать слишком уж в лоб, он с учтивым интересом кивнул на фотографии, развешанные по стенам. И она охотно рассказала. Коротко обрисовала историю своей жизни.

В 1941-м Фанни, носившая тогда фамилию Андерссон, встретила молодого моряка, Арне Кларстрёма.

— Это была большая, яркая и страстная любовь, — сказала она. — Мы познакомились на юргорденском пароме, по дороге из парка Грёна-Лунд. Спускаясь у Шлюза на берег, я оступилась и упала. Он помог мне встать. Как бы все сложилось, если б я не упала? В самом деле можно без преувеличения сказать, что я оступилась в большую любовь. Которая длилась ровно два года. Мы поженились, я забеременела, и Арне все время, до самого конца, колебался, стоит ли ему рисковать и продолжать ходить в конвои. Легко забыть, сколько шведских моряков подорвалось в те годы на минах, хоть мы и не принимали непосредственного участия в войне. Но Арне считал себя неуязвимым, а я даже представить себе не могла, что с ним что-то случится. Наш сын Гуннар родился в январе сорок третьего, двенадцатого числа, в половине седьмого утра. Арне был дома и успел один-единственный раз увидеть сына. Через девять дней его судно подорвалось на мине в Северном море. Не нашли ни людей, ни обломков.

Она умолкла, бросила взгляд на фотографии на стене.

— А я осталась одна, — помолчав, продолжила Фанни Кларстрём. — С погибшей любовью и сыном. Пыталась, конечно, найти другого мужчину. Я ведь была еще молода. Но с Арне никто сравниться не мог. Он оставался мне мужем, живой или мертвый. Не смогла я найти ему замену.

Она вдруг заплакала, без всяких ужимок, почти беззвучно. У Валландера перехватило горло. Он осторожно отодвинул салфетку, которой утирал глаза.

— Иногда мне так хочется разделить с кем-нибудь мое горе, — сказала она, все еще со слезами на глазах. — Наверно, потому, что одиночество бывает порой невыносимо тяжким. Вы представьте себе: дойти до того, что готов пригласить к себе домой совершенно чужого человека, просто чтоб было с кем поплакать?

— А ваш сын? — осторожно спросил Валландер.

— Он живет в Абиску. Далеко отсюда. Раз в год приезжает, иногда один, иногда с женой и с кем-нибудь из детей. Предлагает переехать в те края. Но это слишком уж далеко на севере, слишком уж там холодно. Старые официантки плохо переносят холод, и ноги у них больные.

— Чем он занимается в Абиску?

— Чем-то связанным с лесом. По-моему, считает деревья.

Валландер вскользь подумал, далеко ли Абиску от тех лесов, где собирается поселиться Нюберг. Похоже, так и есть. Абиску вроде в Лапландии?

— Но вы перебрались сюда, в Маркарюд?

— В детстве я прожила здесь несколько лет, прежде чем мы переехали в Стокгольм. Вообще-то я не хотела переезжать. А сюда перебралась, чтобы доказать: упрямства во мне еще достаточно. Вдобавок здесь дешево. Ведь официантке больших капиталов не скопить.