Исчезнувший оазис - Пол Сассман

Где ты, где, профессор Флини-Флин?

Растворился, как из лампы джинн,

Но в итоге будешь ты моим

Вот тогда с тобой пого-во-рим.

«Суббота, двадцать первое января. Приступил к работе над святилищем Гора. В планах — провести три-четыре дня в каждом помещении и еще неделю потратить на написание отчета. Сделал промеры, снимки стен, заметки о поддержании сохранности рельефов, потолка, ложных дверей и так далее. Не вовремя принесло какую-то американку, которая решила, что здесь самое место для дурацких молитв, — словно верблюда затошнило. Идиотка».

Флин знаком попросил Фрею нажать на паузу. «Чероки» потряхивало на ухабах, вокруг клубилась пыль — джип приближался к магистрали Каир — Александрия.

— Это что-то значит? — спросила Фрея.

Броди недоуменно скривился.

— Конечно, хорошо бы послушать еще, но пока это очень похоже на рабочие заметки Хассана во время абидосской экспедиции. Когда его поймали на воровстве… — Флин объехал глубокую выбоину на дороге. Банановые листья хлестали корпус джипа, словно исполинские ладони. — Хассан всегда вел два типа записей о том, что делал: подробный дневник раскопок и менее формальный аудиокомментарий, в котором излагал все остальное — мысли, впечатления, общие моменты, сплетни. Почему-то на английском, а не на родном арабском.

Джип вильнул, на сей раз объезжая собаку, забредшую на середину дороги.

— Так о чем он тут говорит? — спросила Фрея.

— К середине того, последнего сезона Хассана попросили помочь с консервационными работами в храме Сети Первого. Верховному совету понадобился отчет о состоянии семи внутренних камер, в том числе святилища Гора. Я закончил раскопки в усыпальнице Хасехемуи, а Хассан взял четыре недели на проведение исследований и опись находок. — Флин задумчиво почесал затылок. — Понятия не имею, какое отношение это имеет к оазису. Храм Сети был построен на тысячу лет позже последней записи об «уэхат сештат», да и намеков на оазис там нет — ни в текстах, нив рельефах.

— Тогда зачем Фадави отдал нам пленку? — спросила Фрея.

Они выехали на трассу и повернули в сторону Каира.

Флин пожал плечами:

— Наверное, придется дослушать ее до конца.

Он нажал кнопку воспроизведения. Бестелесный голос Фадави — низкий, бархатистый — опять зазвучал из динамиков:

«Суббота, двадцать второе января. Не спалось, поэтому пришел в храм пораньше, сразу после пяти утра. Ночных сторожей никто предупредить не потрудился, и меня чуть не пристрелили — как будто я исламисте бомбой или еще кто почище. Девять лет прошло после бойни в храме Хатшепсут, а всем до сих пор на каждом углу террористы мерещатся. Сделал набросок рельефа „царь, облачающий Гора“ и несколько снимков потолочной ниши. Состояние ниши так себе. После обеда пил чай с Абу Гамаа, который работает над каменной кладкой во внешнем дворе, — восемьдесят лет старику, и все равно лучший архитектурный реставратор в Египте! Он рассказал страшно пошлый анекдот о Говарде Картере и члене Тутанхамона, который я даже здесь не повторю».

И так далее. Иные дни удостаивались нескольких проходных фраз, намекающих на то, чем занимался Фадави; другим посвящались целые монологи с подробным описанием действий и пространными лирическими отступлениями обо всем на свете, начиная от особенностей погребальной архитектуры Нового царства и заканчивая вопросом о том, какие археологини симпатичнее — полячки или Француженки (Фадави предпочитал последних).

Через двадцать минут, проехав тот же пост дорожно-патрульной службы (дежурный снова записал регистрационный номер джипа), Флин посоветовал Фрее включать Ускоренную перемотку, чтобы поскорее найти нужный кусок. Тем не менее ничего ценного в записях по-прежнему не попадалось. Заметки становились короче день ото дня; январь сменился февралем; работа велась в святилищах, посвященных разным божествам: Гору, Исиде, Осирису, Амону-Ра, Ра-Горахте. Потом пленка закончилась и кассету перевернули. Флина и Фрею начинало тревожить отсутствие каких бы то ни было упоминаний о Тайном оазисе, пусть даже самых мимолетных.

— Есть у меня мерзкое ощущение, — проворчал Флин, в то время как египтянин фоном вещал что-то о плесени в потолочной камере Ра-Горахте, — что Фадави все это подстроил забавы ради.

— Он бы так не поступил, — возразила Фрея, вспомнив поведение Фадави в доме. — Он говорил искренне. Там что-то есть, я…

Она не успела договорить: Флин щелкнул пальцами и ткнул в сторону магнитофона, изображая перемотку. Фрея остановила кассету, чуть отмотала пленку и снова включила воспроизведение.

«…украшенный картушами. Я наклонился ближе и вдруг — странное дело! — почувствовал щекой легкое дуновение…»

Тут Флин опять завращал рукой — мол, мотай назад. Фрея снова включила перемотку. Пленка в кассете шипела добрых пять секунд. Наконец Флин дал знак ее проиграть.

«…только что обнаружил весьма любопытную вещь. Я забрался на туру у входа в святилище Ра-Горахте, чтобы соскрести с потолка плесень в том месте, где свод граничит с северной стеной. Там, во главе угла, лежит каменный блок размерами сорок на сорок сантиметров, украшенный картушами. Я наклонился ближе и вдруг — странное дело! — почувствовал щекой легкое дуновение. Сначала мне пришло в голову, что сквозит из прохода, но когда я пригляделся — стоя на полу этого не заметишь, — то увидел очень тонкую, не шире миллиметра, щель вдоль верхней кромки блока. По бокам и снизу тоже проходили щели, только еще уже. Все остальные камни в святилище подогнаны так, что булавку не втиснешь, а этот установлен с зазором. Если судить еще и по сквозняку, возникает мысль о том, что за стеной есть какая-то полость. Сейчас уже поздно ее исследовать, но я договорился с Абу Гамаа — с утра придем и разберемся. Может, блок удастся как-нибудь сдвинуть? Скорее всего за ним ничего нет, но попробовать не…»

Фрея нажала на паузу.

— Думаешь, это то самое? — спросила она. — То, о чем он хотел рассказать?

Флин не ответил и снова запустил кассету.

«…помешает.

Воскресенье, двенадцатое февраля. Не мог сдержаться и пришел пораньше, еще раз посмотреть на блок, несмотря на охрану, у которой руки чешутся пострелять. Чем больше я о нем думаю — а со вчерашнего вечера я только об этом и думаю, — тем больше мне кажется, что я наткнулся на что-то значительное. Всегда считалось, что стены между святилищами сплошные, несмотря на их трехметровую толщину. Если в них обнаружатся полости, это не только перевернет наше представление об архитектуре храма, но и подскажет способ его строительства. Если действовать по всем правилам, надо запросить разрешение у Высшего совета, но на это уйдет не меньше недели, а мне очень хочется поскорее узнать, что там, за блоком. Через минуту-другую придет Абу, и мы сдвинем камень, разведаем, что внутри, а начальство уведомим задним числом. Уже не терпится начать…»