Пандора в Конго - Альберт Санчес Пиньоль

– Не сообщайте об этом в полицию, господин Смит! – стонал Уильям, получая пинки и удары дубинок. – Мой отец все уладит, господин Смит!

Тектоны смеялись. Теперь они колошматили Уильяма не для того, чтобы наказать его, а просто для развлечения. Но скоро им это надоест. Слезы Маркуса кислотой жгли его щеки. Движения пальцев скорее подчинялись нервным спазмам, чем осмысленным приказам его воли. И вдруг он почувствовал холод.

«Боже мой! – вдруг догадался он. – Это же револьвер, револьвер, он все время лежал здесь!» Все эти ночи он хотел почувствовать под пальцами оружие. Но у того предмета, который оказался у него в руке, не было рукоятки, а курок не был защищен ободком. Свойственная людям привычка правильно брать предметы не позволила Маркусу узнать в этом покалеченном оружии цель его поисков. Однако это был именно он: револьвер, утративший рукоятку.

Тектоны отбросили Уильяма к Маркусу, точно он был мешком с картошкой, и забыли о нем. Кравер представлял собой грустное зрелище: из носа, точно из крана, текла кровь, а бровь над правым глазом набухла, как маленькая шина. Но у Гарвея было для него лучшее в мире лекарство. Он повернул к нему ладонь. На ней лежал револьвер, о котором они так мечтали. Губы Уильяма зашевелились – это был сдержанный крик.

– Револьвер! Слава богу. Давай его сюда! – сказал он, протягивая руку, чтобы завладеть оружием. – Подонки тектоны… я вас сейчас уничтожу!

Маркус уже было хотел по наивности отдать ему револьвер, но тут в его сознании молнией промелькнула мысль. На долю секунды перед ним возникла сцена последнего поцелуя Амгам, и он понял, что объятия на виду у всех были не просто проявлением любви: девушка отвлекала внимание тектонов, чтобы засунуть в его рюкзак, который он нес с самого первого дня, револьвер и пули. Вероятно, Амгам сама отделила от пистолета рукоять, чтобы незаметно вложить его в скорлупу.

Этот револьвер принадлежал ему. Это оружие было его надеждой.

Уильям и Маркус были так близко друг от друга, что их переносицы почти касались. Гарвей спрятал руку. Он не отдаст ему револьвер. Никогда. Уильям в изумлении открыл рот. Маркус повернулся к нему спиной.

– Отдай револьвер, идиот! – закричал Уильям, почти не разжимая губ, и стал трясти Маркуса за плечо и жестоко бить по ребрам.

Но Гарвей резко двинул локтем назад и попал прямо в мягкий живот Уильяма. От удара у того перехватило дыхание. После полученной трепки он был не в состоянии ничего оспаривать.

Уильям понял, что Маркус поднял бунт. И произошло это благодаря подарку Амгам. Он действовал именно так, как она задумала: Гарвей становился свободным человеком. С него падали цепи, которые порабощали его гораздо сильнее, чем роль пленника тектонов. Даже там, в недрах земли, продолжали существовать путы, которыми Маркус-конюший был привязан к Уильяму-аристократу. Если бы Маркус просто нашел пистолет, то ничего бы не изменилось. Но теперь это оружие было гораздо более значимым, чем обычный револьвер без рукоятки. Подарок Амгам означал перепутье, на котором Гарвею предстояло решить, оставаться ему Маркусом-слугой или стать свободным человеком. А в тот момент Гарвей точно знал только одно: пока он дышит, пока он жив, он ни за что не отдаст Уильяму Краверу любовь Амгам. Никогда.

На следующий день Уильям изменил свою стратегию. Он знал об упрямстве Маркуса, но учитывал и то, что силы его были на исходе, поэтому решил взять его измором.

– Револьвер! Отдай мне его! – прокричал он прямо в ухо Маркусу на следующую ночь. – Ты слуга! И в этой жизни только подбирал за лошадьми навоз и стряпал. И после этого хочешь сражаться с четырьмя тектонами?

Маркус не смог спрятаться от него даже в сновидениях. Уильям, скорее всего, воспользовался бы этим моментом, чтобы украсть у него оружие. Гарвею, правда, показалось, что Уильям уснул, делая паузу в их споре, чтобы восстановить силы. Но разве он мог быть в этом уверен? Поэтому Маркусу пришлось быть начеку всю ночь.

На следующий день они снова двинулись в путь. Маркусу не удалось отдохнуть, и его скорлупа казалась ему вдвое тяжелее. Вот уже несколько дней как свод пещеры снова становился ниже и давил на их головы. Однако проход еще недостаточно сузился, чтобы передвигаться ползком, толкая перед собой скорлупу, и пока груз приходилось тащить на спине.

– Револьвер! – снова требовал Уильям ночью. – Ты же не умеешь стрелять! У тебя дрогнет рука! Отдай его мне! Или, может быть, ты не хочешь отсюда выбраться? Ты что, сошел с ума, Маркус, совсем спятил?

Но вместо ответа Маркус еще крепче прижал пистолет к животу.

На следующий день им уже пришлось продвигаться вперед с согнутыми спинами. Окружавшее их пространство напоминало воронку и сокращалось в одном направлении. Они шагали, наклонившись, так что их ноги оказывались под прямым углом к туловищу. Уильяма это приводило в отчаяние: если им снова придется ползти в туннеле, ему уже никогда не завладеть пистолетом. Это не укладывалось у него в голове. В руке он зажимал пять пуль, целых пять. Достаточно, чтобы уничтожить четырех тектонов. А этот идиот Гарвей прячет от него револьвер. Правда, он был без рукоятки, но вполне годился. В какой-то момент Уильям больше не смог сдерживаться и бросился на спину Маркуса. Тот не удержался и упал. Над ним оказался рюкзак и Уильям, который взгромоздился на эту горку и лупил его по голове кулаками.

– Револьвер! Отдай мне револьвер, негодяй! Отдай мне его! Нас же убьют!

У Маркуса не было сил даже на то, чтобы подняться, а отвечать на бессмысленное нападение Кравера он и подавно не мог. Ему оставалось только прикрывать одной рукой голову, другой он прижимал оружие к животу. Как ни странно, его спасли тектоны, набросившиеся на Уильяма со своими черными дубинками. Они стали бить его по голове и по ребрам, а когда он упал, еще довольно долго продолжали его лупить. Выходка Кравера ставила под вопрос их монополию на насилие, а этого они допустить не могли.

Ночью Уильям и Маркус снова легли рядом. Кравер плакал от бессилия: револьвер был так близко от него и в то же время так безнадежно далеко. Он шептал:

– Это ты, цыганский ублюдок… ты… ты завел нас в этот ад…

Такой поворот в его рассуждениях не был лишен интереса. Маркус даже на него не обиделся и только сказал:

– Спи, Уильям, спи.

И случилось так, что последний день подземного путешествия Маркуса Гарвея наступил, ничем не заявив о себе. Но, по словам самого Маркуса, человеку еще не доводилось переживать событий, столь похожих на конец света.

Каменная воронка становилась все уже и уже. Очень скоро им пришлось ползти, словно ящерицам, как в первые дни их погружения в недра земли. И, как и тогда, англичане двигались в середине процессии: два тектона впереди Маркуса, а вторая пара – за Уильямом.

Гарвей не отваживался говорить и стал мочиться не переставая. Таким образом он давал Уильяму сигнал, что решающий момент скоро настанет. Как догадался об этом Маркус? В последнее время голоса тектонов стали звучать по-иному и они старались двигаться быстрее: в этом был какой-то смысл.