Темное искушение - Даниэль Лори

все еще был между моих ног. Я не знала, был ли он очарован видом крови или думал, что это вызовет у него какую-то аллергическую реакцию, которая испортит ему всю ночь.

Очевидно, он был готов рискнуть, потому что с хриплым вздохом он схватил меня за бедра и вошел. Вдохнув, я медленно привыкла к его полноте внутри меня, прежде чем он снова немного вышел. Он смотрел, как трахает меня сантиметр за сантиметром, и взгляд его глаз затуманился громом. Его хватка угрожала синяком, но с каждым медленным скольжением пульсация в моей сердцевине начинала теплеть и покалывать. Я пошевелилась, что погрузило его внутрь так глубоко, что он задел приятное место, вызвавшее небольшой гул с моих губ.

— Блядь.

Ронан вышел из меня, как будто я была в огне, выпустив сердитое, мучительное рычание, словно я была злодеем в комнате, который только что украл его невинность. Он оставил меня лежать обнаженной, дрожащей от холодности в венах и пустоте между ног. Замешательство охватило меня, когда я почувствовала, что он идет в другой конец комнаты.

— Я не трахаю девственниц, kotyonok.

Это было ледяное, бескомпромиссное заявление.

Я вздрогнула, как от пощечины. Эти слова были ударом, учитывая, что он просто взял то, что я не могла дать никому другому, а затем выбросил, словно это доставляло ему неудобства. Мое сердце сжалось. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой уязвимой. Горячая и тяжелая масса заполнила мое горло.

Дрожащими руками я застегнула платье и села, чувствуя себя такой больной и наивной. Я не знала, почему я так поступила с собой, почему меня так волновали слезы, жгущие мне глаза, почему я не могла ненавидеть его даже сейчас. Я презирала себя за то, что преподнесла Ронану уязвимость на серебряном блюде, только для того, чтобы он отверг меня, как дешевую водку.

Je ne pleurerai pas. Tu ne pleureras pas. Nous ne pleurerons pas.[97]

Гордость жгла меня, как язва в желудке, при мысли о том, что Ронан увидит, как сильно он повлиял на меня. Так что, даже когда слеза вырвалась, я сумела ответить невесело и неуверенно.

— Я хотела лепестки роз и зажженные свечи для моего первого раза, но, действительно, что может превзойти это?

Он стоял ко мне спиной, как будто не хотел даже смотреть на меня.

— Поверь мне, я оказал тебе услугу.

Честно говоря, чего я ожидала, отдавая свою девственность мужчине, похитившего меня? Тот факт, что эта фраза даже существовала в моей голове, сказал мне, что я нуждаюсь в помощи.

Поднявшись на ноги, я почувствовала, как в горле у меня встал комок обиды.

— Да. Я чувствую твои добрые намерения. Они теплые лучики солнца.

Он испустил темный, горький вздох и повернулся ко мне, его глаза были полны ярости.

— Обещаю, что все твое тело будет чувствовать их как тяжесть гребаного солнца, если я останусь внутри тебя хотя бы на секунду дольше.

Я выдержала его пристальный взгляд, слова омывали меня, но не находили поддержки среди унижения и ненависти к себе внутри. Все, чего я хотела прямо сейчас, это зализать свои раны там, где не было Ронана. Жаль, что я не могу съесть свои печали в коробке мороженого без возможности получить ложку цианида в смеси. Это место отстой.

Я сделала шаг к двери, но остановилась, когда он заговорил.

— Ты не выйдешь из этой чертовой комнаты, — процедил он сквозь зубы, глядя на меня с отвращением. — Сядь.

Разочарование обожгло мой позвоночник, но я знала, что если откажусь, он… он бы уложил меня на диван. У меня не было сил бороться с ним прямо сейчас — попытка удержать стены моей груди вместе была сама по себе битвой — поэтому, оцепенев, я села, глядя на все, кроме него. Сказать, что в комнате был беспорядок, было бы преуменьшением. У Юлии случится истерика.

Я уставилась на стену, когда Ронан опустился передо мной на корточки. У меня перехватило горло, когда он вытер слезу с моей щеки. Меня так и подмывало оттолкнуть его руку, но жар ласки захлестнул меня, заставляя тянуть бечевку вокруг сердца.

— Перестань плакать, — мягко потребовал он.

— Нет.

Он убрал руку с моего лица.

— Тогда продолжай. Не останавливайся, пока я не скажу.

Слезы вдруг защипало, как хлоркой, и я попыталась сморгнуть их с глаз. Он издал сухой, недоверчивый звук, и я поняла, что была слишком расстроена, чтобы понять, что он использовал обратную психологию на мне. Очевидно, он понял, что я буду делать противоположное тому, что он приказал.

На секунду воцарилась тишина, прежде чем он заговорил.

— Я не могу так тебя трахать, kotyonok.

Я не хотела говорить с ним прямо сейчас, но мне было слишком любопытно, чтобы пропустить назревающий вопрос мимо ушей.

— Например как?

— Как ты этого хочешь.

Я закусила губу, неуверенность и чувства внутри поднимались и опускались, как йо-йо. Смятение стало слишком сильным. Этот момент был просто невыносим.

Наконец, я встретилась с ним взглядом.

— Теперь я могу идти?

Он задержал мой взгляд на мгновение, мышцы дергались на его челюсти.

— Nyet.

Я разочарованно вздохнула.

— Что еще тебе нужно от меня сегодня? Мне все равно, если ты пришлешь мне пять персиковых смайликов, я не отдам тебе свою анальную девственность.

— Дерьмо, — грубо усмехнулся он. — Перестань говорить о том, что ты девственница.

— А что? Это заставляет тебя чувствовать себя виноватым?

— Это заставляет меня хотеть быть первым, кто возьмет твою задницу тоже.

Не обращая внимания на жар, поднимающийся по моей шее, я подняла бровь.

— Какой смысл, если ты возьмешь на две секунды?

Его взгляд стал жестче, а затем рваный выдох вырвался из меня, когда он схватил меня за бедра и дернул мою задницу к краю дивана. Мне пришлось заложить руки за спину, чтобы сохранить достойную позу.

— Не раздвигай ноги, kotyonok.

Я уставилась на него, не желая позволить трюку сработать на этот раз.

Мое платье разошлось, открывая изгибы ягодиц, соски затвердели в прохладном воздухе. Почему я всегда была голой? Единственной обнаженной частью Ронана, которую я видела, было несколько сантиметров его члена, потому что все остальное было внутри меня.

— Насколько тебе больно? — грубо спросил он, медленно скользя взглядом по моему обнаженному телу, чтобы встретиться с моим.

У меня перехватило горло, когда я поняла, что он действительно чувствует себя немного виноватым. Эта мысль вызвала странное ощущение утешения, распространяя нечто теплое и тяжелое, что растопило все напряжение внутри.

— Достаточно, — выдохнула я.

Он пробормотал что-то