Темное искушение - Даниэль Лори

Поцелуй. Вспомнилось, как Иван посмотрел на что-то позади меня, прежде чем сделать свой ход.

Ронан и его секретные камеры.

Я была всего лишь шахматной фигурой, разыгрываемой в их мстительной игре. Мои чувства не имели значения. Они никогда не имели. Жар омыл мою спину, когда негодование зашевелилось, стирая все следы самосохранения.

Я закрыла книгу, положила ее на диван и встала.

— Сейчас мне это неинтересно, но, может быть, завтра.

Рычание из глубины его груди прозвучало в моих ушах, прежде чем он вскочил на ноги и перевернул кофейный столик. Антиквариат ударился о стену и треснул вместе с моим самообладанием. Изящные украшения разлетелись в разные стороны, рассыпались по полу и покатились по мрамору.

И он сказал, что у меня вспыльчивый характер.

Сердце застучало у меня в горле, но я стояла на своем и выдержала его взгляд. Он воспользовался теперь уже свободным пространством между нами, чтобы шагнуть ко мне, неустойчивая ярость бушевала в его глазах.

Что-то заставило его остановиться. Он выдохнул и провел рукой по своей груди таким изысканным способом, будто верил, что он был спокойным, прежде чем проскрежетать:

— Иди в свою комнату, прежде чем я сделаю что-то, о чем буду сожалеть.

Секунду назад именно туда я и собиралась пойти, хотя с тех пор, как он потребовал этого, моя комната была последним местом, где я хотела бы быть. Он, наверное, велел бы Юлии запереть за мной дверь, и если бы мне пришлось вытерпеть еще одну минуту одиночества, я бы взорвалась желтым конфетти.

Он предоставлял мне выход, который я должна была принять, но мои ноги отказывались двигаться, даже когда разум говорил мне убираться отсюда. Так много противоречивых чувств смешалось внутри, толкая мою систему. Иван использовал меня, расправляясь со своим врагом. Ронан предал, похитил, отверг и запутал меня. Я уставилась на него, впиваясь ногтями в ладони, пока хаос внутри умолял о выходе.

Его глаза посуровели, и угрожающим тоном он пригрозил:

— Уходи.

Я была предупреждена, так что, в сущности, у меня не было оправдания тому, что лилось из моего рта. Подумав, я обвинила во всем мадам Ричи.

— Укуси меня.

Он смотрел на меня в течение секунды, которая показалась вечностью, а затем, жестокий, недоверчивый смешок вырвался из него, демонстрируя острые резцы. Вытерев рукой невеселый смех, он процедил сквозь зубы:

— Не говори, что ты не просила, kotyonok.

Одним движением он схватил меня за шею и притянул к себе. Это грубое действие лишило меня дыхания, которое вырвалось с шипением боли, когда он сильно прикусил мою нижнюю губу. Но когда он успокоил укус мягким прикосновением своего языка, пламя вспыхнуло, распространяя жидкий огонь между ног.

Если поцелуй был шахматной игрой, то я была новичком в очках. А он был мошенником, который вытер доску начисто и надурил меня сверху.

Мой разум сейчас страстно ненавидел этого человека. Я попыталась оттолкнуть его, отвернуться от его губ, но железная хватка на моем затылке не ослабевала. Мое тело приняло другую позу. Она вдыхала его жар, умоляя о большей силе, большей интенсивности, большем трении — гораздо большем. Горячее прикосновение его губ и вкус корицы вызвали отчаянный гул в моей крови, притягивая так близко к краю, что холодный пот боролся с адом внутри. Он скользнул своим языком по моему, создавая тяжелую боль в моей сердцевине, которая рассеяла все мысли на лихорадочную секунду.

Дыхание стало прерывистым, борьба замедлилась, а руки замерли на его груди. Месть сочилась в его поцелуе, которая была мягкой, но яростной и какой-то холодной — как и выражение его глаз, до того, как он оставил меня на коленях сегодня утром. Тогда он меня не хотел. Он только хотел, чтобы я сейчас доказала свою точку зрения: я была его страховкой, и только он мог пудрить мне мозги.

Как только он подумал, что борьба во мне угасла, я прикусила его нижнюю губу так сильно, что почувствовала вкус крови, и подняла колено. Он с рычанием уклонился от удара в пах и оттолкнул меня от себя. Я устояла на ногах, от недостатка тепла его тела мне стало холодно.

— Где страсть, которую ты подарила Ивану, kotyonok? — резко спросил он, вытирая большим пальцем кровь с губы. — Я не поверю, что у тебя имеются сомнения насчет поцелуя двух мужчин в один и тот же день.

Узел гнева растянулся в моей груди, вытесняя из меня оскорбление.

— Единственная оговорка, которую я могу сделать, это поцеловать тебя.

В следующую секунду тишины он не сводил с меня глаз, а на его челюсти дергался мускул.

— Тогда, наверное, мы оба нарциссы.

Зная его извращенное определение «счастливчика», я сглотнула и настороженно посмотрела на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Греховный блеск украл тепло из его глаз, слова были холодными и апатичными.

— Я никогда не был тем, кто смешивает поцелуи и секс.

Шипение его ремня Montblanc, скользящего по петлям, свалило мой живот свинцовой тяжестью.

Он не собирался, чтобы сегодняшний вечер закончился холодным душем.

Сердце стучало, как копыта скаковой лошади по грязи, я попятилась, пока не наткнулась на диван. Металлическая пряжка со звоном упала на пол, натянув мою кожу. Я приказала себе оставаться сильной и сохранять достоинство любой ценой, но когда он сделал шаг в мою сторону, я выпалила:

— Я девственница.

Он даже не подумал об этом, прежде чем невесело рассмеялся.

— Ты такая чертова лгунья.

Мне не следовало так часто поднимать ложную тревогу. Теперь же он собирался надуть меня — в буквальном смысле этого слова.

— Чтобы узнать человека, нужно его знать, не так ли? — мой голос дрожал.

Каждый шаг, который он делал по направлению ко мне, я повторяла в противоположном, пока не оказалась за диваном, простым предметом мебели, единственным разделителем между нами.

— Мм. Мы еще не так хорошо знаем друг друга, но обязательно узнаем.

Под его ботинком хрустнул осколок фарфора.

— Ты ведешь себя так, будто это будет незабываемо для меня, — парировала я, вынужденная встать перед диваном, когда он обошел его.

— Я уверен, что это будет отличаться от твоего опыта общения с избалованными студентами.

Разочарование пробралось под мою кожу. Именно эта мысль привела меня в объятия Дьявола, заставив кружить вокруг дивана, держась от него подальше.

— Иван не студент.

Мадам Ричи снова появилась, бросив Ивана под автобус.

Его глаза опасно сузились, когда он уперся руками в спинку дивана.

— Может, и нет, но он киска.

— Ты даже не знаешь его, — упрекнула я.

Тонкий, сухой взгляд, которым он