Ратибор. Прах и пепел - Александр Фомичев

пятящихся «ослов», явно поражённых жутким зрелищем грозно надвигающегося на них могучего окровавленного русича с двуручным мечом наперевес.

«Сейчас я вам, козлятки, рога-то посшибаю да в задницы вобью…»

— Бросай меч! Или ей конец! — раздался знакомый гортанный голос позади Ратибора, прервав его сумрачные думы. Молодой богатырь удивлённо обернулся. Метрах в семи-восьми от него обозначился не кто иной, как Брадигост собственной персоной. Перед собой он держал за седую копну Перенегу, закрывшись ей, как щитом. У горла старушки трепыхался вострый нож.

— Ну и гнусный же ты червь!.. — презрительно рыкнул Ратибор, правой рукой привычно потянувшись к поясу. Но его ножны оказались пусты. Молодой богатырь зло выругался себе под нос, запоздало вспомнив, что в пылу боя оставил свой тесак в роже одного из лучников. Также и оба чекана, кинутых в телохранителя княгини ещё раньше, на Дворцовой площади, отсутствовали в поясных петлицах. — С бабулями воюешь, псина блохастая⁈ И как ента ты в одно жало умудрился её схомутать, ума не приложу! Поди, подкрался втихушку, покамест уважаемая дрыхла сном послеобеденным?

— Ратиборушка, сделай милость, сними этому поганцу балду с плеч! — несмотря на своё незавидное положение, боевито проскрипела Перенега. — А то у него из пасти воняет, прям бр-р-р-р! Аж задыхаюсь!.. Воздух только в округе́ отравляет, опарыш несвежий…

— Обязательно, почтеннейшая! — дюжий ратник сделал осторожный шаг вперёд. — Как только дотянусь до этой наглой морды, так сразу сворочу одним махом, аки глупому гусаку, что щипать удумал за непотребное!..

— На месте стой! По-твоему, я что, шучу? Порежу ведь, не моргнув! — нервозно гыркнул обережник государыни, резко наматывая седые волосы пожилой пленницы на кулак. — Твоё счастье, косолапый, что мне совсем недавно, буквально с полчаса назад велено было попробовать взять тебя живым! Посему не сдохнешь ты тут… Не сейчас, по крайней мере! Ну а возможность приневолить твою рыжую крону, не особо попортив при этом шкуру, как мне видится, лишь одна имеется: смертельная гроза кому-то из твоих близких! Всем план хорош, но тут оказия одна обозначилась: помимо этой коряги древней, у тебя никого и не осталось более из знакомых душ!.. — Брадигост пакостно осклабился. — Вот и пришлось бабку задействовать для твоей поимки!.. Ладно, разоткровенничался… Итак, булат на мостовую, рыжий! Коль сложишь оружие и прекратишь трепыхаться, сохраню её белёсую маковку в целости, обещаю!

— А не боишься, коль чего случится с ней, я ж сигану да дотянусь до тебя, вонючая харя! — Ратибор кипел от бессильной ярости.

— Не-а, как-то не боязно! Обернись! — Брадигост гадливо улыбнулся. — Допрыгнуть не успеешь!..

— Вот дерьмоглоты!.. — молодой богатырь и сам уже заприметил краем глаза у себя за спиной пяток воинов с самострелами, выступивших из подошедшей по новой, замершей в злорадном предвкушении толпы шалмахов, лучами ненависти прожигавших на нём дыры. Споро прицелившись, арбалетчики также застыли в ожидании томительной отмашки. Убить Ратибора стало для подавляющего большинства ослямов навязчивой идеей. Ведь слишком много их собратьев отправил сегодня в подземелье к Ахриману этот «рыжий медведь». Да и сгубивший могучего русича аскер наверняка будет до конца жизни пользоваться всеобщими почётом и уважением, неустанно при этом бахвалясь до излёта дней своих последних, как, проявив недюжинные отвагу с ловкостью, храбро завалил огроменного варвара. То, что это будет сделано, например, с помощью пущенного в спину арбалетного болта, никого из осов не смутило бы ни капли.

— Бросай палаш, бросай!.. — тем временем лезвие ножа слегка чиркнуло по гортани вздрогнувший от боли Перенеги. Порез на шее должен был показать дюжему ратнику: отчаянный душегуб готов на всё и явно не виляет хвостом, пытаясь убедить его, что способен на любую мерзость. Брадигост внимательно смотрел на пребывающего в сомнениях Ратибора, всё никак не решающегося впервые в своей жизни прекратить сопротивление и сдаться в плен. Это претило всему его буйному естеству. — Хоть старуху эту вредную спасёшь сегодня! Хоть кого-то!..

— Даёшь слово, что отпустишь её, ежели я сложу оружие? — чуть подумав, могучий великан облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы и угрюмо вперился в зыркули маячившему напротив неприятелю. Выбор у Ратибора оказался невелик: либо сдаться, сохранив жизнь бабульке, которая знала его с пелёнок, либо попробовать прыгнуть на Брадигоста в чаянии, что тот растеряется да промедлит… Но воин из Змейграда был очень опытным, умелым бойцом, и подобная надежда представлялась крайне слабой. Так рисковать жизнью Перенеги «рыжий медведь» не мог. Не имел права. Ведь его оппонент верно заметил: окромя этой, порой надоедливо брюзжащей, пигалицы у него никого и не осталось.

— Конечно! — между тем, стараясь не показать свою радость, хрипато хрюкнул змеиный чемпион. — Слово даю! Отпущу тотчас!..

— Ну хорошо… — ещё чуть помешкав в сомнениях, Ратибор принял, наконец, сложнейшее для себя решение: брошенный им булатный меч переливисто зазвенел по мостовой.

— Путы на себя надеть позволь! — Брадигост показал глазами на осторожно приближающуюся к хмурому Ратибору пятёрку ослямов с пудовыми оковами наперевес. — Я разве не говорил? Это условие входит в нашу сделку!

Смерив осторожного обережника гневливым взором, Ратибор тяжело вздохнул, после чего угрюмо кивнул в знак согласия. Подлетевшие к нему, возбуждённо пофыркивающие вражины быстро защёлкнули аж по три пары массивных кандалов из вельберийской стали на руках и ногах громадного воина, а затем грубо содрали с него держащиеся уже на честном слове, разваливающиеся на куски кольчужные ошмётки и рубаху. Далее подвывающая от нетерпения кровожадная толпа накинулась на мрачного гиганта и начала жестоко его избивать, мстя за свои недавно пережитые страхи. Но повалить Ратибора удалось далеко не сразу, и лишь несколько хлёстких ударов древком копья сзади, под коленную чашечку смогли, в конце концов, заставить рухнуть на мостовую окровавленного исполина. После чего рыжеволосого великана взялись остервенело лупить уже ногами, вымещая на нём дикие злобу и ярость, что накопились у врагов за время противостояния с этим несокрушимым русичем. В первую очередь шалмахи стремились рассчитаться за тот животный, чудовищный ужас, который довелось не раз испытать улюлюкающей орде перед всего одним витязем.

— А ну-ка, поднимите этого шатуна! Зенки хочу рыжего чтоб увидели!.. — наконец прорезал ликующий гомон с полусотни глоток торжествующий возглас Брадигоста.

Ратибора, хранившего всё то время, что его лупцевали, непоколебимое молчание, поставили на колени. Весь в крови, сильно избитый, так что казалось, на нём живого места нет, могучий воин сквозь багровую муть, застилающую глаза, угрюмо вперился в очи стоявшему перед ним