Паломничество жонглера - Владимир Константинович Пузий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во-о-от они какие. Забавные. Отсюда — совсем другие, не то что сверху.
Но еще они и опасные, ох. Каждый по-своему, а все вместе… ну, они-то как раз не вместе, но если вдруг… Тогда совсем плохо придется.
Но вряд ли у них это получится — быть вместе. Молчаливица — ну, с ней понятно. Пока не заговорит…
Железноголовый… — слишком у него голова железная, через нее не пробиться мыслям, ни туда, ни оттуда. Горбратику скоро куклиться. А широкоротый вообще не тут живет, а в прошлом, спасибо Дуйнику. Ишь как за широкоротого взялся, ветреный! Продувает ему мозги — и правильно! Может, он хоть немного поумнеет, как Дуйник.
…А Дуйник-то вправду поумнел: мы как-то раньше…
Цепкий стал, ловкий.
И папики вроде сильнее становятся. Это даже хуже, чем то, что Дуйник…
Но сюда им не пробраться, не пробраться, не пробраться!.. Никогда!
* * *
— Значит, я — Носитель?
Господин Туллэк кивнул. Смотрел он, как старый добрый дядюшка, который вынужден сообщить внучку о том, что он, внучек, скоро умрет.
Врачеватель, так его! Душ целитель, растопчи его Сколопендра!
— И как же это ваш граф-покойник вычислил?
— Я знаю не больше вашего. Вам снятся сны?
— Что ж я?!.. Конечно, снятся. Как и всем нормальным людям.
— Я имею в виду особые сны. Где вы падаете… летите… и небо всё в разноцветных полосах.
— Господин Туллэк! — Гвоздь сжал кулаки, аж костяшки хрустнули. — Я, может, шут, но не дурак. Такие сны снятся многим, очень многим. А Носителей ваших всего семь штук по миру шляется, так?
— Не по миру, только по Ллаургину Отсеченному, — уточнил врачеватель. — Но вы правы, семь. И вы — один из них, хотите вы этого или нет. Есть способы убедиться, кроме снов. Вы же читали.
— Ах, Узел… Но, согласитесь, ваш граф сам признавал, что всё очень неточно, с Узлами-то.
Господин Туллэк отвел взгляд.
— В конце концов, — сказал он, — если вы не верите в то, что вы — Носитель, тогда вам и волноваться нечего. Совершите паломничество к Ллусиму и вернетесь обрати в свою труппу.
— А если бы был?
— Тогда на озере мы рассказали бы вам кое-что… важное. очень важное. И предложили бы кое-что. А так… выполните завещание покойного Н'Адера, получите причитающуюся вам сумму, и всё.
— Вот так просто?
— Вот так просто.
— Щас! — процедил Гвоздь. И скрутил господину врачевателю большой и совсем не светский кукиш. — Хрен бы я с вами поехал, если б из письма не понял, что граф ваш и вы, милый мой костоправ, с Церковью не в ладах. Или думаете, никто, кроме вас, посвященных, никогда о Запретной Книге не слыхал? Да про этого вашего Низвергнутого в народе байки ходят с тех самых пор, наверное, как Книгу-то эту и запретили! И про то, что делают церковники с Носителями тоже, благодарствую, наслышаны-с! Правда, вот забавная штука: церковники о приметах вроде рождения из ниоткуда и «падающих» снов не в курсе. Хотя, кажется, не глупее вас или Н'Адера.
И всё равно, диву даюсь, чего вдруг ваш граф назначил местом встречи именно Храм? Потому что под носом у служителей Сатьякаловой? Нехитрый трюк, только он не всегда срабатывает. А, ну да, вы же не своими жизнями рискуете, вы-то точно у нас не Носитель, м-м? Сны, господин врачеватель, вам не снятся, с полетами-паденьями? А другие сны, где вы ни в чем не повинных людей на смерть ведете? Слушайте, господин Туллэк, а вы вообще не боитесь попросту не доехать до озера?
— Боюсь, — сухо промолвил тот. — А еще больше боюсь, что доеду и не обнаружу там человека, о котором писал покойный граф.
— Смутного?
— Смутного. Он единственный в Ллаургине, кто более-менее разбирается в вопросе с Носителями. Если по каким-либо причинам… даже думать не хочу, что тогда придется делать.
— А вы бы лучше подумали, — посоветовал Гвоздь. — Если вдруг что — там ведь поздно будет. Да и потом…
Что-то отвлекло его — не мысль, не звук, а некое постояннее ощущение, как будто взгляд за спиной… вот только там, за спиной, была глухая стена — им с врачевателем отвели угловую комнату, самую дальнюю по коридору.
— Что потом? — напомнил господин Туллэк.
— Да мало ли что может произойти потом, — пробормотал Гвоздь. Ладно, на сегодня хватит разговоров. Отчего вы письмо-то мне разрешили прочесть, а?
— Понял, что вы рано или поздно попытаетесь это сделать, — признался врачеватель. — И подумал, что лучше рано. К тому же… помните, граф пишет о вас…
— Мол, я хитрый и опасный?
— Да, так вот… я счел самым правильным открыть перед вами карты.
Гвоздь поднялся и направился к выходу.
— Я это учту, — сказал он уже от двери. — Кстати, тут кто-то нам змею подбросил. Пойду велю, чтоб убрали.
Он спустился в зал, где по-прежнему сотрапезничали чернявая в компании Матиль, Талиссы и Айю-Шуна. Как ни в чем не бывало присел к ним за стол:
— Ну что, Дальмин так и не вернулся? Вещи? Нет, всё на местах, ничего больше не тронули.
Некоторое время спустя, когда отслушали очередное исполнение «Двух псин и кота», Кайнор как бы между прочим спросил:
— А что, конопатая, тебе когда-нибудь сны снились, где бы ты летала?
— Знаешь, снились, — неожиданно серьезно отозвалась Матиль. — И еще там полоски такие разноцветные… ну, как если венок из разных цветов сплести, а потом на пальце быстро-быстро крутануть. А ты чего спрашиваешь?
— Мне знакомый чародей сказал, — это первый признак того, что человек в будущем воплощении станет белой цаплей.
Чернявая засмеялась:
— Тогда, господин Кайнор, если верить вашему чародею, все люди в следующем воплощении должны стать исключительно белыми цаплями. Почти все видят такие сны, о которых вы спрашиваете. Талисса, тебе когда-нибудь снилось, что ты летаешь?
— Не помню, — манерно закатила глазки та. — Кажется снилось…
— И мне тоже, — не унималась графинька. — В детстве такое часто бывает, господин Кайнор, а у некоторых и потом, в зрелые годы. И что? Людей вокруг видимо-невидимо, а цапель белых маловато, не находите?
— А-а, — махнул на них рукою Гвоздь. — Ну о чем с ними говорить, конопатая? Разве ж они что-нибудь в поэзии высокой понимают? Ладно, сидите, слушайте вон «Платочичек» — самое оно для вас.
Он подмигнул Матиль и, залпом допив пиво, отправился наверх.
Как любил говаривать Жмун, для циркача главное оставаться смешным, даже когда хочется завыть на луну от тоски. Вот, для Гвоздя сейчас — самое то!
* *