Мистическое кольцо символистов - Мария Спасская

– Клавдия Николаевна! Запись пошла, можно начинать.

– Это отец говорит! – обрадованно зашептала Вера Донатовна, но Карлинский на нее шикнул, и та затихла.

Пожилая женщина на экране подобралась, выпрямив спину, и глядя прямо в камеру, заговорила:

– Если вы спросите у моих современников, кто такой Андрей Белый, все тут же хором примутся кричать, что это тот чудак, который отплясывал фокстрот в Берлине. Да, это так. Пьяный, лысоватый, седой и нелепый, Андрей Белый выламывался перед чистой немецкой публикой, вытанцовывая свою трагедию разрыва с Асей Тургеневой и берлинским антропософским обществом. Его танец не был смешон. Он был страшен, ибо являл собой агонию души. Его тогдашний фокстрот – чистейшее хлыстовство. Танец был как раз в духе так популярных тогда экспрессионистских выступлений в стиле раннего актерского творчества Ленни Рифеншталь и походил на штайнеровские упражнения по эвритмии.

Вы спросите – что случилось с поэтом? Его предали. Над ним посмеялись. Ася Тургенева, уверявшая, что выбрала для себя стезю аскезы и на основании этого отказавшаяся от брака с Белым, приехав на встречу с мужем, на глазах у всего Берлина сошлась с имажинистом Кусиковым, и роман у них возник отнюдь не астральный, а вполне земной. Кусиков был моложе Аси, красив, щеголял в военном френче и брюках галифе. При этом он был совершенно бездарен. Белого особенно задело, что наглецы в литературных кафе разглагольствовали: «поскольку жена Белого ушла от него к Кусикову, значит, она приравняла поэта Белого к поэту Кусикову». Этого Белый вынести не мог.

В берлинских кабаках Белый чудовищно напивался, и под утро сердобольные друзья волокли его домой. В бессознательном состоянии поэт исповедовался в своем горе соседям по табльдоту, горничным, прохожим. Начинал он обычно с плача, что Ася предала его. Потом сам себя поправлял: нет, Ася не виновата, его предал Учитель. Нет, не Учитель, Он слишком гений, слишком велик, Он не мог предать. Предала жена Учителя – Мария Сиверс. Заморочила бедной Асе ее красивую головку, внушила черт знает что. Заканчивались жалобы Белого обычно «выскуливанием» имени Кусикова. Соблазнителя Аси. Поэтишки. Гнусного похитителя чужих жен.

Мы с Алисой Войнич были тогда членами антропософской берлинской секции, и каждый день наблюдали эти безумные пляски. Не выдержав, почти насильно заставили Андрея Белого вернуться в Россию.

– Скажите, кем для поэта была Алиса Войнич?

– Я бы сказала – возлюбленной, но это будет лишь небольшая часть правды. Белый находил, что Алиса похожа на его Асю. Алиса же видела в Белом какого-то своего знакомого, некоего Льва. Так каждый из них любил в другом чужой образ.

Старушка поджала губы и холодно сказала:

– Но женился поэт все равно на мне. Я была замужем, а Алиса свободна, но Белый выбрал меня. Мы вернулись в революционную Москву, и я приступила к работе в библиотеке Румянцевского музея, где было много антропософов. Белый сразу же влился в Антропософское общество, познакомился с моим мужем, и, обсудив все с Петром Николаевичем, мы, втроем, отправились в ЗАГС и сначала расторгли брак, а затем заключили новый. И все это по-дружески, без взаимных обид! Честно говоря, я думала, что Алиса проявит интерес к моему бывшему мужу, но она так и продолжала жить рядом с нами, не замечая никого, кроме Белого.

– От этого вы, должно быть, испытывали определенные неудобства?

– Я никогда не показывала недовольства, хотя постоянное присутствие посторонней женщины переносить невыносимо тяжело. Поэт же словно бы не замечал ненормальности наших отношений. Да он, наверное, и в самом деле не замечал. Фигура такого масштаба и не обязана обращать внимание на бытовые мелочи. Ибо нельзя не признать, что Андрей Белый – самый крупный мистик начала двадцатого века. Вместе с Блоком и Ивановым Андрея Белого подхватил мощный мистический поток, которым управляла Анна Минцлова. Андрей оказался ее лучшим учеником, пошел по ее антропософским стопам и дальнейшие исторические события уже воспринимал сквозь философию Штайнера. Да, несомненно, Андрей Белый самый крупный мистик среди российских писателей.

Взволнованная, Васильева замолчала, и, чтобы помочь ей, Донат Ветров спросил:

– Крупнее Иванова и Блока?

– Здесь есть серьезное отличие, ведь Блок был все-таки стихийным мистиком, а Белый с Ивановым целенаправленно занимались с Минцловой и были очень этими занятиями увлечены.

– А как же Брюсов?

– Брюсову это было не свойственно, он играл в эти игры, потому что модно. С другой стороны, Валерий Яковлевич был наркоманом, поэтому какие-то озарения его все-таки посещали. Белый, единственный из всех, шел от самых азов, остальные просто экспериментировали. Ибо Рудольф Штайнер – это четкая школа. Это строго выверенное духовными практиками и медитациями освобождение человеческого сознания. Поиск путей постижения сущностей высших миров.

– Только ли Ася Тургенева послужила причиной разрыва со Штайнером?

– Полагаю, что не только. В Гетеануме Белый работал резчиком по дереву, справлялся не очень хорошо, и его вежливо отстранили, переведя в сторожа. Андрей счел это несправедливостью и сказал об этом, но его не услышали. А чуть позже Белый признался, что во время медитаций видит себя реинкарнациями Будды, Христа и самого Рудольфа Штайнера. Штайнер испугался, обвинил Андрея в душевном нездоровье и попросил и вовсе покинуть Дорнах. В ночь, когда Андрей ушел от Штайнера, загорелось недостроенное здание антропософского храма. Иногда Белому казалось, что это он поджег первый Гетеанум. Поджег злыми мыслями и кипящей в нем обидой. И после этого путь мистического продвижения оказался для Андрея Белого закрыт. Чем больше он упорствовал в медитациях, тем сильнее ощущал свое поражение – его мучили кошмары и сердечные приступы.

И тогда Андрей пришел к выводу, что Штайнер – шарлатан. Иногда Белый принимался говорить, что Штайнер умышленно вовлек его в авантюру и, прекрасно отдавая себе отчет в происходящем, специально бросил на произвол судьбы и обрек на духовную погибель. Затем вдруг принимался казниться, что, может быть, это он сам, поддавшись недолжным страстям и темным силам, сверг себя с высокого пьедестала, на который, уже, было, взошел. И в один из обуявших его приступов раскаяния Андрей отдал все наработанные мистические материалы и атрибуты своей избранности – кольцо розенкрейцеров и Книгу Последней Истины – Алисе Войнич. Не мне отдал, его верной спутнице, хранительнице всех его архивов и черновиков, а ей! Разве справедливо?

Васильева обиженно замолчала, и интервьюер, выдержав паузу, спросил:

– Клавдия Николаевна, вам известно, какова судьба Алисы Войнич?

– Насколько я знаю, Алиса уехала в Новосибирск, некоторое время жила там, писала в письмах, что собирает вокруг себя оккультный кружок, а потом перестала писать. Мы – я имею в виду столичных теософов – писали, звонили, но нам говорили, что гражданка Войнич выбыла, а куда – неизвестно. Следы ее теряются.

– Жаль, я думал, что смогу от вас узнать о ее судьбе, хотелось снять фильм об Алисе, рассказать о ней людям. – В голосе Доната Ветрова послышалось такое разочарование, что стало понятно: все интервью и было затеяно с одной-единственной целью – выяснить хоть что-нибудь об Алисе Войнич. – Клавдия Николаевна, спасибо за замечательный рассказ.