Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты - Диана Чемберлен

Вечером Оливия заехала в мастерскую к Тому, чтобы показать ему рисунок для нового витража – яркий воздушный шар над зеленой лужайкой. Этот узор был более сложным, но Оливия уже представляла его на окне в детской.

Когда она вошла в мастерскую, Том отвлекся от работы.

– Привет. – Оливия достала рулон с рисунком из сумки и поставила ее на стул. – Как поживаете?

– Не слишком хорошо. – Голос Тома звучал напряженно, и, когда Оливия посмотрела на него, он скрестил на груди руки, словно защищаясь.

– Что случилось?

– Я много думал над этим, Оливия, – сказал Том, – и я не уверен, что могу и дальше давать вам уроки.

Она смотрела на него во все глаза, гадая, поставил он свою подпись под петицией или нет.

– Все из-за того, что наговорил обо мне Джонатан Кремер?

– Из-за того, что я не знаю, чему верить. Я думаю, что вы рисковали жизнью моего лучшего друга, драгоценного для меня человека. – В его глазах показались слезы, повисли на белесых ресницах.

У Оливии болезненно сжалось сердце.

– Я сделала для нее все, что могла, Том. Я не убивала Анни. Мне кажется, что люди винят во всем меня, потому что Закари Пойнтер слишком далеко отсюда, он недоступен для мщения. Что толку его винить? Это не дает никакого удовлетворения. Вот я и стала козлом отпущения. Но клянусь вам, Том, я старалась изо всех сил.

– Может, и так, Оливия, не мне об этом судить. Но мне не хотелось бы, чтобы вы приходили сюда неделю за неделей, пользовались инструментами Анни, ее стеклом, ее…

– Отлично, – Оливия взяла свою сумку, – вы высказались достаточно ясно.

– Я могу рекомендовать вам других учителей, но должен предупредить, что художников на косе немного, поэтому я сомневаюсь, что кто-то из них возьмется вас обучать.

Оливия убрала рисунок в сумку и молча вышла из мастерской. Она не придержала дверь, та хлопнула изо всех сил, и люди, стоявшие на стоянке, посматривали в ее сторону. Знали ли они, кто она такая? Или теперь это известно каждому на Внешней косе? Оливия села в машину и на тот случай, если кто-то смотрел ей вслед, расплакалась только на соседней улице.

Ее дежурство в отделении неотложной помощи подходило к концу, когда поступило сообщение о лобовом столкновении на главном шоссе. Один из водителей отделался царапинами, зато другой, женщина двадцати одного года, получила серьезное ранение, и ее увезла «Скорая».

– Нам необходим еще один врач, – сказала Оливия Кэти, когда они готовили смотровую к приезду пациентки.

– Я знаю, – ответила Кэти, – но сегодня дежурит Джонатан.

Оливия уже мыла руки, собираясь надеть перчатки.

– Что ж, лучше ему приехать сюда поскорее, – заметила она.

«Скорая» с раненой и Джонатан появились одновременно. Джонатан ворвался в смотровую, повелительно отдавая на ходу приказания. Он вел себя так, будто уже заведовал отделением. Вкатили носилки с раненой. Она была привязана к доске, шею скрывал специальный корсет. По ее животу разливался огромный синяк. Молодая женщина была в сознании, но не совсем адекватна. Она стонала от боли.

– Дама не пристегнула ремень безопасности, – заметил один из парамедиков. – Ей еще повезло, что она наткнулась на руль, иначе бы вылетела через ветровое стекло.

– Проверь рефлексы, группу крови, кровь на совместимость, уровень алкоголя в крови. – Оливии показалось, что от женщины пахло спиртным.

Джонатан начал ставить пациентке капельницу.

– Вертолет вызвали? – обратился он к Линн Уилкс. Та кивнула. – Мы стабилизируем ее состояние и отправим в больницу Эмерсона. – Кремер посмотрел через стол на Оливию и ядовито поинтересовался: – Или ты и с ней собираешься поиграть в доктора?

Оливия не ответила. Она чувствовала себя неуверенно. Давление у пострадавшей было девяносто пять на шестьдесят. Это была худощавая, но крепкая женщина, в хорошей физической форме. Давление было для нее нормальным или оно было знаком беды?

– Пульс сто десять, – отметила Кэти и посмотрела на Оливию.

Оливия осторожно прощупала живот женщины.

– Живот напряжен, – сказала она, и ее пальцы осторожно скользнули влево. Неожиданно женщина вскрикнула, попыталась вывернуться из-под пальцев Оливии. Прикосновение к синяку оказалось болезненным или у нее разрыв селезенки?

– Давайте пропальпируем брюшную полость, – предложила Оливия.

Джонатан свирепо посмотрел на нее:

– У нас нет времени. Хочешь получить еще один труп?

Оливия не возразила. Она послушно исполняла приказы Джонатана, готовя женщину к транспортировке. У нее закружилась голова, когда пациентку несли к вертолету. Когда Оливия вернулась к себе в кабинет, колени у нее стали ватными. Она присела у стола и закрыла глаза. Она струсила. Почему она позволила Джонатану запугать ее?

Ей следовало возражать, но она испугалась. Нет, не Джонатана и не увольнения. Она боялась, что совершает ошибку, неверно ставит диагноз. Если бы в эту минуту, когда она сидела в своем кабинете, дрожащая, борющаяся с тошнотой, ее спросили, правильное ли решение она приняла, спасая Анни О’Нил, она бы не смогла с уверенностью ответить на этот вопрос.

Позже Оливия позвонила в Мемориальную больницу Эмерсона и выяснила, что у пострадавшей в аварии женщины действительно оказался разрыв селезенки. Джонатан действовал правильно. Пока они прощупывали бы ей брюшную полость, женщина могла умереть. Оливия расплакалась. И от облегчения, что женщина осталась жива, и от осознания того, что ошиблась, что не может больше доверять собственным суждениям и ставить диагноз.

Оливия легла спать, подавленная одиночеством. В половине первого ночи она сняла аппарат с тумбочки, поставила рядом с собой на постель и набрала номер Алека. Он не сразу снял трубку, голос был хриплым спросонья. Оливия положила трубку, не сказав ни слова.

Август 1991 года

Пол перешел через Коннектикут-авеню, пытаясь вдохнуть поглубже плотный, влажный воздух вечерней столицы. Для такой погоды больше подошли бы жабры. Розовая неоновая вывеска книжного магазина Донована светилась совсем близко. Пол ускорил шаг.

Войдя в магазин, он на мгновение остановился у порога, вытер платком лоб, оглядывая великолепие его любимого книжного магазина. Оливия его тоже любила. Пол давно скучал по их жизни в Вашингтоне и иногда ловил себя на том, что начинал скучать по Оливии.

Половина десятого вечера, а в магазине полно народа. Здорово! Что открыто на косе в такое время? Может быть, только лавочки, где продают наживку.

Пол медленно прошел через магазин, касаясь пальцами корешков книг. Раньше он частенько читал здесь свои стихи. По воскресеньям после обеда и по вторникам вечером. Толпа всегда была разношерстной, но его принимали тепло.