Золотые земли. Совиная башня - Ульяна Черкасова

– Ох, господица ведьма, как объяснить-то? Это дух нечистый из него силы тянет. Из всей семьи нашей, но из Олешки больше всех, потому что самый младшенький.

Мальчик дышал так тихо, что Даре порой казалось, что жизнь вовсе его покинула. Она опустилась рядом на колени, убрала чёлку со лба.

– Какой ещё дух?

– Навий.

– Мёрфый младенеф, – угадала Здислава.

Дара уставилась на старуху с удивлением. Нутром, видимо, Здислава чуяла смерть издалека.

– С чего бы игоше вашу семью мучить? – спросила она Любу. – Ты новорождённого ребёнка потеряла?

Женщина замотала головой.

Распахнулась дверь из сеней, зашёл муж Любы, топая громко и занося в избу снег на валенках. Он шумно уронил поленья на пол, распахнул заслонку печи.

– Коптит. Щели бы заделать…

Любомила ударила его рукой по спине.

– Помолчи! – с отчаянием воскликнула она. – Тут господица ведьма про игошу спрашивает.

Мужик вжал голову в плечи, замолчал. Люба вздохнула громко и призналась:

– Дочка моя, Лада, родила мёртвого ребёночка прошлой зимой и при родах скончалась. Первое время тихо было, а потом кто-то стал в подполе скрестись и хныкать. Мы и Пресветлого Брата приглашали, не сказали ему, правда, ничего, но он дом освятил, а игоша будто только сильнее разозлился. С тех пор каждую ночь шуршит, шумит, спать не даёт, болеть в семье все начали, а пуще всех мои младшенькие.

Дара слушала, молчала, губы кусала в раздражении. Слышала она про игош, про мёртвых младенцев, матерью не обласканных, не целованных и даже имени земного не получивших. Голодные несчастные уродцы, которым не было покоя. В Заречье пусть и ведали немало о колдовстве, но такого горя на Дариной памяти не приключалось. Вот и не знала она, как теперь поступить, как помочь людям.

Олешка сипел еле слышно, почти синим сделался. Огонь к тому времени в печи разгорелся ярко, жарко. Дара распахнула заслонку, сплела нить из огня и потянула к мальчику, обвязала его запястье.

Люба и её муж стояли рядом, наблюдали и, кажется, боялись слово молвить. Да и что они могли понять из того, что делала Дара? Не способны они были увидеть яркую нить, по которой текла сила от пламени к Олешке, но они заметили, как порозовели губы мальчика, как выровнялось его дыхание.

– Мне полынь нужна, чтобы связь с навьим духом разорвать, – сказала Дара.

В их со Здиславой избушке ничего не было, не осталось старых запасов от бывшей хозяйки, слишком давно она умерла, а новых сделать не вышло, Здислава поселилась на берегу реки поздней осенью, когда засохли все травы в полях.

– Безсон, принеси скорее, – тут же велела Люба мужу. – Ах, да ты всё перепутаешь, – суетливо застёгивая тулуп, пробормотала женщина. – Сама сбегаю.

Мужик и сказать ничего не успел, как Люба выскочила из дому, хлопая дверью.

Безсон огляделся по сторонам, покосился на ведьм с опаской и отошёл в сторону, чуть ли в стену не вжался.

– И где ш отеф младенфика? – спросила Здислава, недобро щурясь.

– Так это ж… нет его, – растерянно ответил Безсон.

Дара старалась не отвлекаться на их разговор, удерживая светящуюся нить, что вела к Олешке. Нить истончалась, огонь так и норовил погаснуть, отдавая всю свою силу. Мальчик вздохнул жадно, приоткрыл глаза, и Дара не смогла сдержать улыбки.

– Не бойся, маленький, – прошептала она.

Олешка не ответил, закрыл снова глазки, заснул на этот раз здоровым сном.

– Как это – нет? – недоумевала старуха. – Без муфика бабы не рофают.

– Не сказала нам дочка, кто ей этакий подарок оставил, – виновато понурив голову, говорил Безсон. – Она нам вовсе ничего не говорила, пока живот виден не стал. Это всё после ночи Купалы, видит Создатель, нагрешила она именно тогда. Мало я её колотил.

Дара оглянулась на мужика, оглядела с ног до головы, приметила сгорбленную спину, короткую бороду с проседью, морщинистое угрюмое лицо и поморщилась сама.

– Колотил, значит? – сверкнула она глазами.

– Так это ж… как ещё ум-разум в ребёнка вдолбить? Видимо, был я слишком добр к Ладе, вот она и выросла распутной, связалась с каким-то ублюдком. Ладно, что ребёнка заделал, но свататься не пришёл, как положено.

Стоило бы проклясть мужика за такое, но Дара только посмотрела на него с презрением, отвернулась. Один ли Безсон колотил своих дочерей и жену? И Даре порой доставалось от молчаливого, вечно хмурого отца. Пусть бил он небольно, редко, за проказы, но только не делал он ничего, что не делали другие отцы со своими детьми, куда сильнее колотила Дару мачеха. Да и к чему мстить за Ладу, раз не было её уже на свете, раз отмучилась она на этой земле? О живых нужно было позаботиться.

– Раз она понесла на Купалу, так почему родила зимой? – Дара попыталась посчитать, но никак не выходило, чтобы беременность разрешилась в срок зимой. В начале весны должна была родить Лада.

Глаза у Безсона забегали от волнения, пальцы нервно теребили пояс.

– Так это… Лада грех на душу взяла. Скинуть ребёночка попыталась. И в бане парилась, и с ивы прыгала, только всё напрасно.

– А ты не остановил? – голос у Дары сделался тихим, она почти шептала, но в шёпоте том было больше ярости, чем в крике.

– Так мы с матерью и не знали ничего тогда, Лада уже потом, когда живот вырос, во всём призналась.

Безсон всхлипнул вдруг громко, шмыгнул носом, потёр натруженной мозолистой рукой глаза.

– А когда стало известно, уже было ничего не поделать. А она всё равно пыталась… вот и нашла какое-то средство, ребёнка скинула раньше срока, только и сама померла.

– И шего это она не унималаф и травила фебя? – фыркнула Здислава. – Ты ш ей, верно, шифни не давал, колотил фсё фремя.

Мужик опустил голову, не найдя, что сказать в своё оправдание.

Дара отвернулась, чтобы не видеть его лица.

– И как от игоши избавиться? – спросила она Здиславу.

– Имя ему дать нушно.

– Так нет ничего проще…

– Матерью данное. Или отфом, – пояснила старуха.

– Где ж отца отыскать?! – с отчаянием воскликнул Безсон. – Даже если всех в округе опросить, никто не признается в отцовстве такого чудища.

– По-рафному мошно профить, – улыбнулась беззубо Здислава.

– Отца долго искать, – возразила Дара. – Можно ли как-то усмирить игошу силой? Есть же полынь, она навьих духов отгоняет, заклятия какие, может, знаешь?

Старуха пожала плечами, кутаясь в шерстяной платок.

– Полынь надолго не помошет. Младенфика ведь в подполе факопали?

– А где ж ещё? – печально вздохнул Безсон. – Зима стояла, морозы, похоронили как смогли.