Золотые земли. Совиная башня - Ульяна Черкасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тёмных коридорах было мало света, и среди серых стен с трудом получалось разглядеть не то что дверь, но даже поворот. Но здоровяк легко понимал, куда идти. Он остановился, толкнул рукой тёмную дверь и втолкнул Ежи внутрь.
– Юродивого привёл, – буркнул бугай и захлопнул с силой дверь позади Ежи.
Напротив стояла криво сложенная печурка, у стены крепкий деревянный стол и пара стульев. За столом сидел незнакомец, разглядывал внимательно Ежи.
Короткие крепкие пальцы отбивали по столу беспокойную дробь, блёклые серые глаза пронзали насквозь, в самую душу заглядывали, и Ежи прятал взгляд, будто боялся, что его душу заберут, вырвут из тела. Само тело уже заперли в темнице, оно теперь ему, считай, и не принадлежало, так хоть душу Ежи пытался уберечь.
– Садись, – велел незнакомец.
Ежи огляделся растерянно и доплёлся до свободного стула, сел.
– Твоё? – мозолистые пальцы за верёвку вытащили из ящика совиный оберег и золотой сол.
Отрицать очевидное было глупо. И то и другое было надето на Ежи, когда он попал в темницу.
– Моё, – Ежи нерешительно протянул руку, но остановился, осмелился взглянуть в испытующие серые глаза. – Можно?
Мужчина втянул щёки, посмотрел, не мигая.
– Можно, – выдавил он.
Ежи повязал верёвку на шею, спрятал и оберег, и сол под рубаху.
– Ты юродивый? – спросил вдруг незнакомец.
Распахнув в удивлении глаза, Ежи впервые прямо посмотрел на мужчину.
– Нет, – выговорил он, сам в том засомневавшись. – А могу быть?
– Говорят, странные вещи ты у тюремщика спрашивал.
– А-а-а, это, – опустил голову Ежи. – Я подумал, что умер.
Мужчина негромко засмеялся, смех его будто рождался и умирал где-то глубоко у него в груди, звучал как песня старого дуба.
– Раз ты не юродивый, то знаешь, что за колдовство казнят?
– Я не колдовал никогда, – негромко проговорил Ежи.
– А совиный оберег откуда?
– Нашёл.
– Ну-ну, нашёл. И господина своего где-то нашёл, а так ни сном ни духом не знал, что он чародей?
Ежи прикусил губу и хлюпнул носом. Из носа текли сопли, и хотелось чихнуть. А ещё отчего-то было не страшно, хоть судьба его казалась предрешена. Ежи казнят или отправят на каторгу в Лойтурию, ему не увидеть больше матери, не услышать звонкого смеха Веси, не поговорить с Милошем. Но в мрачной темнице совинского замка Ежи вдруг растерял весь свой страх, только отчаяние, только пустота в нём остались, они зияли чёрными дырами в груди. Быть может, в ночь пожара он всё-таки умер.
– Что ты от меня хочешь? – посмотрел он на мужчину исподлобья. – Чтобы я признался, что виновен? Я не колдовал, но для остальных всё равно виновен. Так что?
– Хочу, чтобы ты рассказал о лесной ведьме.
Глупая надежда кольнула сердце и тут же сгинула. Расскажет Ежи всё, что знает, но разве после этого его отпустят? Нет, его отправят на Холодную гору или вовсе оставят гнить в темнице.
– А что рассказывать?
Обветренная ладонь легко постучала по столешнице пару раз. Мужчина цокнул языком, в серебряных глазах мелькнула насмешка.
– Всё с начала рассказывай, с того самого момента, как вы с этим Милошем встретили её в Ратиславии.
Ежи посмотрел на мужчину с отчаянием. Если бы он отказался говорить, так его стали бы пытать, и он всё равно выложил бы всё, что знал, а то и больше. Так к чему было отпираться?
И Ежи рассказал, как всё случилось: о Милоше и Стжежимире, о своём пути в Ратиславию, об ограблении фарадалов, о мельнице в Заречье и о проклятии ведьмы, о встрече с Охотниками и жизни в Гняздеце. Даже о том, как Вороны расправились с Охотниками, Ежи не утаил. И когда он рассказал, как у дома королевского целителя нашли мёртвых ратиславцев, а вскоре уже другие ратиславцы стали угрожать самому Ежи расправой, сероглазый довольно улыбнулся.
– Вот, значит, как, – пробормотал он себе под нос и добавил громче: – Толстяк, принеси пожрать! На двоих!
Ежи запнулся, уставился в изумлении на дознавателя. Что особенного тот услышал, что вдруг подобрел?
В животе заурчало, и Ежи обхватил себя руками, попытался безуспешно заглушить звуки. Сероглазый улыбнулся криво.
– Раз такой голодный, то чего голодовку объявил?
– Я не объявлял.
– Тогда чего не жрал?
– Так дрянь давали, – растерянно пожал плечами Ежи.
Мужчина рассмеялся, провёл рукой по короткому ёжику пепельных волос, тронутых сединой.
Зашёл Толстяк – тот самый здоровяк, что привёл Ежи на допрос. Набычившись, словно готовясь к драке, он подошёл к столу и сердито поставил две деревянные миски на стол. Те грохнулись со стуком, из одной вывалилась ложка, на стол расплескалась горячая похлёбка.
– Курвин ты сын! – рявкнул дознаватель. – В корчме так будешь забулдыгам подавать, когда я тебя взашей выгоню. Тряпку принеси. И хлеба. Живо!
Сероглазый был вдвое меньше Толстяка, но здоровяк снёс оскорбления молча и поторопился прочь. Он быстро вернулся с грязной рваной тряпкой, протёр стол, ушёл снова и принёс хлеба, тот пах столь чудесно, что у Ежи разум помутился.
– Что ещё? – пробубнил Толстяк.
– Ступай, – велел дознаватель. – А ты угощайся, Ежи. Угощайся.
Ежи нерешительно пододвинул к себе миску, пробормотал слова благодарности. Он схватил чуть дрожащими пальцами ложку, набрал в неё похлёбки и уже поднёс ко рту, когда его остановил голос:
– Нехорошо как-то обедать вместе, когда ты моего имени не знаешь.
Ежи уставился на мужчину со страхом, не решаясь глотнуть похлёбки и чувствуя, как слюна собирается во рту.
– Меня звать Гжегож, – представился сероглазый. – Но ты ешь, ешь, Ежи. Не бойся. – Наблюдая за ним пытливо, Гжегож отломил ломоть хлеба, протянул. – И расскажи, как начался пожар.
Весь день сокол парил над чёрным полем уничтоженного города. Всё вокруг – уголь и зола, а меж них копошатся, словно крысы, люди, рыщут в поисках уцелевших ценностей.
Городские стены больше не были клеткой для оборотня, но в ночь пожара они остановили огонь. Предместья остались невредимы, и старое здание, в котором располагалась курильня, тоже выстояло. Сокол долго кружил над ней, заглядывал в окна. Впервые Милош пожалел, что обращался хищной птицей, а не невзрачным голубем. Сокол привлекал внимание, и чумазые мальчишки, выглядывавшие из окон, тыкали в него пальцами.
В курильне поселились погорельцы, и среди них Милош не увидел ни одного знакомого лица. Быть может, стражники разогнали всех и, значит, забрали товар и деньги.