Люфт. Талая вода - Хелен Тодд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сделала шаг, и все вновь превратилось в кашу, размылось, размазалось.
– Ты видишь жизни, ты чувствуешь их горести. Но у каждого свой путь. Им нужна поддержка, а не жизнь вместо них.
Аннетт хотелось сказать, что она так не думает, что просто помогает, и не более. Вот только внутри что-то подсказывало: все не так. Аннетт чувствовала, жила… старалась придумать, как выйти из ситуации, будь она на их месте.
Она хотела что-то сказать, подобрать слова, согласиться, но ничего не выходило. Руки сами собой открывали следующие двери…
В темной комнатке ютились две девочки. Они успокаивали друг друга, стараясь согреться в куче разбросанных вещей. Их оставили одних на пару дней, чтобы съездить в гости без «утяжеления».
После – мальчишка, который перелез через забор и что есть мочи бросился прочь. Прочь от сырого подвала и родителей, не различающих жизнь и иллюзии.
Затем была испуганная школьница, которая подперла дверь своей комнаты и упрямо зажимала уши, чтобы не слышать ругани родителей.
Все перемешалось, стало кашей, болотом, затягивающим в ил, накрывающим болью и беспокойством. Гулкие удары сердца напоминали, что она жива, что все это просто сон, сон…
Аннетт оглянулась, постаралась пройти сквозь узкий проход между шкафами. Ей точно нужно двигаться, стремиться выйти, уберечь себя.
Как только в конце комнаты показалась узкая зеленая дверца, Ани набрала как можно больше воздуха и побежала вниз по лестнице в надежде, что происходящее останется за ее спиной, что эти вспышки жизней остановятся, что ее калейдоскоп наконец-то закроет тень, скрывая разноцветные и болезненные блики чужих историй. Ей хотелось покоя.
Сердце предательски сжималось, стоило признать, что и Роберт, и Молли были правы – она перестала быть собой. Даже сейчас, отчетливо понимая, что это сон, Аннетт продолжала вселяться в тела других людей. Аннетт стала той самой черной тенью, впитывающей горе, боль, страх и волнения. Она губка, наполненная вязкой и липкой субстанцией, которая уже никогда не покинет ее душу.
Оставалось лишь верить в тепло, прислушиваться к собственному дыханию и медленно считать от десяти до нуля в надежде, что ее вытащат из этого кошмара. В надежде, что у нее есть шанс вырваться.
– Нельзя заглушить свое горе, утопив его в чужом. Оно накроет волной, скроет под толщей эмоций, опустит на дно и погребет в иле. Хранить тепло и отдавать – разное. Ты чувствовала, знала, тебя предупреждали. Пора прощаться. Пора.
Аннетт уже где-то слышала этот голос. Низкий, бархатный, спокойный… но сейчас, едва дыша от переживаний, не могла сказать, кому он принадлежит.
Все замедлилось, исчезло. Тело стало невыносимо тяжелым, ощутимым. Аннетт проснулась. Сбитое дыхание и учащенные удары сердца напоминали о тяжелом сне.
Ей казалось, что она все еще дышала чужими легкими, говорила не своими устами, жила не своей жизнью. Но чем дольше Ани всматривалась в колыхание веток за окном, прислушивалась к равномерному звуку стрелки часов, тем отчетливее понимала – все в порядке.
Хотелось верить, что бояться нечего, что все позади.
Как только дрожащие руки согрелись, Аннетт решила встать. Привычно подошла к столику, планируя написать список дел на сегодня, и замерла, увидев аккуратно сложенную записку.
Дорогая Аннетт!
Я рада, что ты стала частичкой нашего мира. Пекарня – место, которое ожило и дало тепло не только другим, но и тебе. Я надеюсь, что ты отдохнешь от постоянных переживаний и участия в жизни людей. Иногда важно идти своей дорогой, ведь забываясь в чужих судьбах, можно потерять свою.
Ты научилась самому нужному: оставаться собой и при этом делиться теплом и помощью, показывая, как исправить или принять различные тревоги. У каждого свое горе. Иногда с ним нужно научиться жить. Ты либо тонешь, либо плывешь к берегу.
Мы с Яковом пришли к согласию, и он останется в пекарне Хранителем. Буду очень скучать, но знаю, что вам с Робертом лучше побыть в другой реальности. В ней нет привычных печей и прилавка, но здание ваше. У вас своя жизнь. Прости, но Сердце пекарни не должно отдавать всю свою жизнь другим. Я хочу, чтобы ты наслаждалась тем, что имеешь, а не терялась в чужих судьбах и видела по ночам тени. Спасибо, что была с нами. Я верю, что у вас с Робертом все будет хорошо. Теперь ароматный хлеб будет еще в одной из реальностей. В вашей.
– Пустота не отдых…
Аннетт смяла дрожащими пальцами лист бумаги. Выждала пару секунд, надеясь успокоить сердцебиение. Ее привычный мир вновь дал трещину. Она не выбирала жизнь вне пекарни, не соглашалась ее покидать, ведь только привыкла к историям других людей, научилась сопереживать и помогать, а не жить их жизнью. И вот…
Внутри все опутывали холодные нити пустоты. Они сжимали ее, словно змеи, лишая воздуха. Ледяные прикосновения вызывали новый приступ озноба.
Но нужно было действовать. Что-то делать, так жизнь, казалось, будет продолжаться, даже если осталось совсем немного, совсем чуть-чуть.
Твердо решив найти выход из своего плена, Ани решительно открыла дверь, спустилась на первый этаж, вышла за прилавок и застыла, не веря своим глазам.
Вместо привычного зала с большим окном, уютными занавесками, стеллажом с хлебом и полками для пирогов и булочек была обычная комната с камином.
По окну стекала талая вода: весна растопила снег на крыше и подоконниках. Под подоконником приютился небольшой табурет. Он явно служил для того, чтобы кто-то не очень высокий мог дотянуться до массивной ручки и закрыть форточку.
Аннетт подошла ближе, так, чтобы шум на улице смог нарушить угнетающую тишину бывшей пекарни. Она втянула легкий свежий воздух. Пахло мокрой землей, травой и тем самым, едва уловимым, ароматом новой жизни. Его можно поймать только после зимы, когда отступают холода и ледяной ветер сменяется приятной прохладой, напоминая о том, что не за горами тепло.
Ее тревожная и уютная жизнь в пекарне Лоуренцев подошла к концу. Теперь, вспоминая разговоры с Молли, она понимала, к чему были слова о другом мире, в котором нет места чужим эмоциям. Вот только, если стоишь в том самом пространстве, не хватает чего-то очень важного и близкого.
Роберт! Сердце пропустило удар… Без него все казалось совершенно чужим, холодным, колючим.
За дверью скрипнула половица, из-за чего Ани обернулась, подошла к двери и слепо подалась назад. Щелкнул язычок, после чего на пороге комнаты показался Роб.
– Ани? – Его взволнованный голос вывел ее из оцепенения. – Все хорошо, я рядом. Мы там, где нужны.
Роберт хранил верность всему, что однажды стало ему дорого. Возможно, они с Аннетт должны жить своей жизнью, а не погружаться в чужие, отдавая остатки тепла и теряя себя.
