Люфт. Талая вода - Хелен Тодд

Страхи всегда возвращаются, эхом отражаясь о самые спокойные моменты.

* * *

Аннетт спала. По крайней мере, ей так казалось, ведь последнее, что она помнила, были мягкие прикосновения Роберта, а дальше пустота. Отдых, который ей был так необходим.

Вот только эта тишина продлилась недолго. Аннетт снилась школа. Широкий коридор, после – класс. Она слонялась среди учеников, никем не замеченная. Аннетт находилась посреди бесконечной серой стены, из которой ей не выбраться. Хотелось бежать, но все попытки оказались тщетны.

Здание казалось ловушкой. Выкрашенные белой краской оконные рамы служили мнимым спасением от хмурого и дождливого дня.

Ани не знала, сколько прошло времени, прежде чем она очутилась в одном из классов. Просторное помещение с партами и старенькой доской, на которой кто-то нарисовал мелом что-то несуразное.

В ушах стоял гул. Шум, казалось, проникал внутрь Аннетт, наполнял ее человеческим теплом, которое тут же собирался отнять. Она поняла это, как только увидела девочку. Та сидела одна за первой партой и готовилась к уроку, бесшумно повторяя строки из книги.

Аннетт села рядом, крепко сжала руки в кулаки в надежде, что не ошиблась и именно здесь нужна ее помощь.

Сзади послышался разговор. Первое время Ани не обращала на него никакого внимания, но как только он стал громче, невольно обернулась.

– Я забыл ручку, оставил на столе и забыл. – Светловолосый мальчик раздраженно доставал из портфеля все, что в нем было.

– Возьми у Дарси. Ее точно не отругают.

– Как это взять у нее? Ей же новую никто не купит. Она сирота.

– Сирота? А как же ее мать и отец?

Второй парень с ухмылкой осматривал сжавшийся от волнения силуэт Дарси, сидящей за соседней партой.

– Мать, которая ее бросила и ушла жить в новую семью… такой себе родитель. А пьющий отец, у которого явно проблемы с головой, – он покрутил пальцем у виска. – Лучше бы и не было. Ты видел ее синяки?

– Фред, брось ты эту жалость, учительница вздохнет, пожалеет ее, и на этом кончится. А тебя отчитают!

– Нет, – он нахмурился. – Я забыл – мне отвечать. И что это за мужской поступок – прятаться за маленькой девочкой, которую некому защитить?

– Да что с тобой? Не выспался?

– Том, если ее обижают другие, а она не может дать сдачи, – не значит, что ей от этого легче. Дарси человек. Тем более девочка.

– Эта девочка на прошлой неделе поставила фингал Дину. И ее отца даже не вызвали. Еще бы, бедная, несчастная. Поплакала в кабинете, и все тут же простили.

– И поделом ему, – Фред отмахнулся. – Посмотрел бы я на тебя, если бы твой брат вернулся из Нордлесса и избивал тебя через день.

– Нет, нет, нет, не сравнивай. Ну дал ей ремнем пару раз… что такого-то?

– Он мужчина, а Дарси в два раза меньше тебя. Для нее что ремень, что рука – уже больно.

Аннетт чувствовала, как разговор ребят откликался в сердце девочки, видела, как наливались слезами ее глаза, как дрожащие пальцы собирали принадлежности со стола.

Дарси дала себе слово не плакать. Дала себе обещание молчать, даже если будут спрашивать. Она училась равнодушию к самой себе. Училась быть такой, какой ее хотят видеть, пряча в глубине души свою беду. После случившегося важно было сохранять спокойствие, такой важный отстраненный вид, не вызывающий никакой реакции у окружающих. То, что для других помощь, – для нее новая волна боли.

– Еще скажи, что ты собираешься ее защищать. С ней же никто не разговаривает почти, она никому не нужна.

– Я уже это делаю, недоумок.

Правда, этих слов Дарси не слышала. Девочка бежала по коридору, в надежде остаться незамеченной, остаться безразличной ко всему… Ведь ее ничего не значащая жизнь – пустота для других. Хотя в глубине души надеялась, что учительница прикроет, как и обещала. Пару дней назад, в кабинете, она разрешила иногда пропускать несколько занятий, если Дарси в этом нуждалась, а дальше миссис Тейрен что-то говорила… но что? В тот момент уже было неважно, она ничего не помнила. Дарси впервые поняла, происходящее – не норма. Что ее страхи – настоящие. Что она – жертва, которая не может выбраться из крепко переплетенных между собой нитей. Она в замкнутой клетке под названием «Обстоятельства».

Дарси шла вперед, зябко кутаясь в старенькое пальто. Оно было ей велико, но это пустяк. Девочка сжимала в кулаке бумажку с едким высказыванием кого-то из класса. Мерзко, обидно. Дарси злилась, но в то же время признавала свою уязвимость.

Раньше она спряталась бы в своем подъезде. Внизу, недалеко от пыльных батарей и трубопровода. Но сейчас решила сделать вид, что все происходящее незначительно. С этим нужно жить. От этой мысли стало легче дышать. Значит, небольшая поддержка учительницы стала первым шагом к другой жизни. Не все сразу. Не как в книгах.

Дома Дарси села на стул, который отец подобрал возле контейнеров с мусором. Он был высоким, с потертой тканью и пах табаком. Первое время ей не хотелось к нему прикасаться. Казалось, что чужая вещь окружала ее чем-то неприятным, отвратительным. Как знать, может, она была наследием кого-то недавно погибшего? Но эти мысли быстро ушли: без него учить уроки было неудобно. На полу холодно.

– И что ты делаешь? Дома обед не приготовлен, а она сидит, пишет!

Отец начал прямо с порога. Стало ясно: Пол вновь выпил, вновь не в настроении. Значит, ничего хорошего ее не ждет.

– Какие же каракули! И что тут? Ты думаешь, за это тебе поставят хоть какую-то оценку? Нет, мать, так не пойдет, вставай. Вставай, вырывай лист и начинай заново!

Дарси вздрогнула, но послушно выполнила просьбу. На короткий миг ее взгляд задержался на сером грозовом небе. Хмуро, стыло… как на душе. Казалось, погода понимает ее.

– Ну вот, слезы. Все вы, женщины, такие. Лишь бы плакать. Села и писать! И карандаши разбросаны!

Дарси понимала, что говорить нет смысла. Отец искал повод выплеснуть на нее злость. И все равно, что в мрачной комнате, созданной из подобранного хлама, пара школьных карандашей лежали неровно.

Она зажмурилась от ужаса. Со стола было сметено все его содержимое. Послышался треск, пара ударов…

– Открой глаза, смотри! – Он потряс перед ее лицом двумя сломанными огрызками. – Я даю тебе один. Этим и пиши. Большего ты не достойна.

Ее обдало неприятной вонью алкоголя, после чего в дрожащую ладонь был вложен остаток карандаша.

– Все, свободна. Воспитание проведено.

Мужчина пошатнулся, прокашлялся, после чего вышел. На этот раз обошлось. Обошлось.

Завтра она попросит у кого-то ручку, постарается дописать задание или получит двойку. Но это уже будет неважно. Главное, что на этот вечер ее оставили в покое.

Пугало только одно – к вечеру пришлось выйти на кухню. Желудок неприятно сводило от изжоги. Последний раз она ела утром холодные макароны, оставшиеся с прошлых дней. Больше в доме ничего не было. Хотя утром Дарси видела пару кусков хлеба. Их и хотелось найти. Перешагнуть порог комнаты вышло не сразу. Страх накатывал на нее волна за волной… но не пойти нельзя было. Стоило хотя бы выпить воды.