Философы от мира сего - Роберт Луис Хайлбронер

Следствием был заметный сдвиг в отношении к труду как таковому. Пристрастие праздного класса к силовому присвоению продуктов чужого труда стало восприниматься как оправданное и даже благородное. И наоборот, обычный труд отныне сопровождала печать стыда и смущения. Классические экономисты полагали, что неприязненное отношение к труду сопровождает людей всю их историю, Веблен же винил в сложившейся ситуации хищнический дух нового времени: общество, где в почете грубая сила, вряд ли способно по достоинству оценить пот и прилежание.

Какое отношение все это имело к Америке или Европе? Самое прямое. По Веблену, современный человек совсем недалеко ушел от своих предшественников – варваров. Бедняга Эджуорт наверняка содрогнулся бы от подобного взгляда, ставившего воинов, вождей, лекарей, храбрецов, а также полчища простых людей, боявшихся даже рот открыть, на место его машин счастья. «Дикарская жизнь с царившими тогда порядками, – писал позже Веблен, – явилась заведомо наиболее протяженной и, пожалуй, самой изнурительной фазой культурного развития за всю историю человечества; в силу преемственности людская природа по сей день есть и всегда будет оставаться дикарской».[208]

Итак, современная жизнь напоминала Веблену о прошлом. Праздный класс сменил свои занятия, усовершенствовал методы достижения цели, но сама цель – захват произведенных другими продуктов – осталась той же. Конечно, о захвате трофеев или женщин речь уже не шла – настолько далеко человечеству от варварского состояния уйти удалось. Но погоня за деньгами шла нешуточная, и демонстрация обладания ими, нарочитая или максимально изысканная, стала современным подобием вывешивания скальпов у входа в вигвам. Праздный класс не просто следовал древним хищническим традициям, но и поощрялся в этом – ибо сила отдельно взятой личности, по традиции, вызывала восхищение. В глазах общества члены праздного класса до сих пор были больше других похожи на воинов-героев и вселяли страх – а значит, остальным ничего не оставалось, как слепо копировать повадки лучших представителей своего народа. Все, от рабочих до среднего класса и капиталистов, посильно старались продемонстрировать свою хищническую удаль, прибегая для этого к показным тратам, а если быть точнее – к показному пусканию денег на ветер. Веблен пояснял: «…чтобы пристойно выглядеть в глазах общества, необходимо подходить под некий несколько неопределенный, принятый в обществе уровень благосостояния, точно так же как на ранней хищнической стадии варвару необходимо было подходить под принятый у племени уровень физической выносливости, ловкости и владения оружием».[209] Сходным образом современные люди не только стремились выглядеть совершеннее в глазах других, но вместе с тем «инстинктивно» ощущали пренебрежение, сопровождавшее более мирные пути зарабатывания на жизнь, например труд.

Не преувеличивал ли любопытный норвежец? В конце концов, мы не привыкли думать о себе как о варварах, и при подобном сравнении наше лицо, скорее всего, исказят обида или ухмылка. И все же, какими бы странными они ни казались, в размышлениях Веблена есть разумное зерно. Трудно отрицать существование презрения к ручному труду в противовес более утонченной работе в офисе. Так же непросто спорить с тем, что накопление богатства, как правило – и уж по крайней мере в случае успешного руководителя крупной фирмы, – продолжается далеко за пределами, которые мы могли бы охарактеризовать как разумные. Чтобы оценить сделанный Вебленом прорыв, совершенно не обязательно соглашаться с данными им антропологическими объяснениями (особенно если учесть, что на фоне сегодняшних исследований жизни примитивных обществ выглядят они слабо). Он показал, что мотивы экономической деятельности людей гораздо легче понять, обратившись к глубоко скрытым предрассудкам и странностям, а не пытаясь представить наше поведение как благоразумное и наполненное здравым смыслом – как это привыкли делать в девятнадцатом столетии.

Здесь нет времени рассуждать о природе иррационального в нас, прибегая к помощи антропологии или психологии. Довольно и того, что попытка обнаружить движущие нами силы заводит очень глубоко, и примитивная разумность уже не может считаться достаточным объяснением. Так, в своем классическом труде «Средний город» Роберт и Хелен Линд указывают на то, что во время Великой депрессии едва ли не все рабочие, за исключением самых бедных, отказывали себе в пропитании и одежде, дабы достичь «необходимого», на их взгляд, уровня потребления товаров роскоши. Что же до сегодняшнего поведения среднего и высшего классов, то о повсеместном распространении потребности демонстрировать свое благосостояние красноречиво свидетельствуют рекламные разделы журналов и газет. От вируса соревновательного подражания не защищен никто, и пусть эта связь существует во многом на страницах книг, нравы вебленовских варваров могут многое рассказать о нас самих.

Осталось сделать последний вывод. Определение человека как варвара, едва вкусившего плодов цивилизации, на поверку не просто объясняет существование праздного класса и признание показного потребления как меры благосостояния. Оно содержит в себе ключ к решению задачи относительно существования и сплоченности общества как такового. Действительно, другие экономисты довольно безуспешно пытались объяснить, что же делает общество единым целым, не давая ему распасться под действием противоположных интересов составляющих его классов. Допустим, Маркс был прав, и пролетарий бесповоротно и диаметрально противоположен капиталисту; почему в таком случае революция все никак не происходила? Веблен дает ответ на этот вопрос. Низшие и высшие слои общества вовсе не враждебны друг другу, но неразрывно связаны общими взглядами на жизнь. На самом деле рабочие желают не сбросить своих начальников, а стать такими, как те. Они и сами согласны, что в определенном смысле заняты менее «достойными» делами, чем хозяева, и их цель не избавиться от представителей высших слоев, но присоединиться к ним. Таким образом, теория праздного класса содержит в себе ядро теории социальной стабильности.

* * *

С появлением в 1899 году «Теории праздного класса» Веблен обзавелся репутацией – пусть скорее репутацией сатирика, нежели экономиста. Радикалы и интеллектуалы обожали его, но похвалы их вызывали у него лишь презрение. Братья экономисты же никак не могли понять, является ли он социалистом, и никак не могли решить, воспринимать его всерьез или нет. Их замешательство вполне объяснимо: похвалив Маркса, в следующей фразе Веблен подвергал его жесточайшей критике, а наиболее серьезные суждения Веблена зачастую были окутаны завесой высокоинтеллектуальной иронии, которую можно в равной степени воспринять и как злую насмешку, и как предельно искреннее заявление.

Теперь Веблен работал над новой книгой – он собирался изложить собственное видение экономической системы. «Как говорят заслуживающие доверия люди, – писал Веблен своей знакомой миссис Грегори, – книга еще более «опережает» время или, как свидетельствуют читавшие ее друзья, написана совершенно не по существу. Называется она «Теория делового предприятия», и рассуждать на эту тему мне будет легко