Жизни, которые мы не прожили - Анурадха Рой

С огромной любовью,

Гая

Декабрь 1939 г.

Лиз, дорогая!

Страшно подумать о том, что творит мой свекор, продолжая штопать этих раненых революционеров, когда объявили войну и в Индии трудная обстановка. А если англичане прознают? И НЧ – со своими статьями, со своей работой на эту проклятую Мукти Деви, – что, если арестуют их обоих? Кто тогда возьмет на себя заботу о Мышкине? Его новая безумная мачеха? Я была в ужасе, когда узнала, как она все подожгла – меня не волнует, что я лишилась своих вещей, мне их все равно больше не видать, ужасно то, что все это случилось на глазах у Мышкина. Ой, Лиз!

В эту пору единственным радостным событием в жизни стали новости о твоем мужчине. Невероятно волнующе! Джереми Гордон. Мне нравится, как звучит его имя, Лиз, девочка моя! Что сейчас говорит тетя Кейти, а? Как ему повезло расквартироваться у тебя, найти тебя там, в чужих краях, где он не ожидал встретить никого, кроме мух и москитов. Я проглотила каждое слово о нем, – похоже, он создан как раз для тебя: голубые глаза, крупное телосложение (ну же, я ведь знаю, тебе всегда нравились высокие мужчины), каштановые волосы, певучий голос. И он должен быть для тебя создан, раз уж ты наконец написала мне длинное письмо! Мне понравилось читать о том, как он обучает индийских солдат вождению. Как не улыбнуться твоему рассказу про то, что индийцы так привычны к лошадям, что нажимают на педаль газа, когда замечают канаву. Расплываюсь в улыбке всякий раз, когда представляю, как Джереми говорит: «Безмозглые идиоты думают, машина перепрыгнет через канаву, стоит им пнуть эту чертову штуковину». Помню, Арджун жаловался точно так же в прошлом, когда они только купили свой «додж». (Никогда не встречала никого, кто впадает в ярость так, как Арджун, никогда. Неудивительно, что Дину живет в таком ужасе.)

Мыслями я не здесь: вдруг погрузилась в воспоминания о доме и так хочу увидеть тебя в твоей новой жизни! Надеюсь, ты принаряжаешься – в темно-зеленое шелковое платье, темно-синие туфли, ну пожалуйста, – когда вы с ним куда-то выходите. Стараюсь представить себе новый Мунтазир по твоим описаниям – толпы английских солдат, новые бары и рестораны, джазовую музыку в Хафизабахе (этого вообразить не могу!!!), окопы… Ох, в голове такое не укладывается, перед глазами не встает, но я переживаю. Война действительно зайдет так далеко? Даже не представляю сыновей Банно моряками на корабле где-то на другом конце света. Мышкин, верно, наблюдает за всем этим круглыми глазами. Он знает про твоего Джереми? Я давным-давно не получала от него весточек. Ужасно хочется обнять его и вдохнуть его детский запах – молоко, мыло, присыпка, – пусть даже он уже давно так не пахнет.

С облегчением узнала, что Бриджен точно жив и счел нужным сообщить об этом тебе, а не своей семье. Может, рассчитывает на то, что ты поделишься новостями со мной? Если это так и он рассказал тебе все сейчас из-за своей неумирающей любви, не мог ли он связаться с тобой пораньше? Чего он ждал больше года? У меня не хватает терпения на столь безрассудное потакание собственным капризам. Обидно думать, что я зря не спала ночами, переживая за такого безответственного и черствого человека. Утверждаюсь в своем мнении, что была права, когда с ним рассталась, пусть в то время это казалось жестоким и бездушным. Не стану больше вздыхать по нему.

Приятели В со мной довольно любезны, но в его отсутствие центр притяжения сдвинулся, все теперь по-другому, и я по большей части предоставлена сама себе. Такое одиночество мне предпочтительнее того, с НЧ. Там была обособленность самого безысходного, душераздирающего свойства, словно оказался в лодке посреди океана, и вокруг одна вода, и весел, чтобы спастись, нет. Это же одиночество временное, нужно потерпеть, пока не возвратится ВШ, и все вернется к прежнему.

Вечера тянутся долго, но я так устаю, что засыпаю мгновенно. Весь день работаю как умалишенная. У меня нет часов на стенах, порой, когда выхожу из своей хижины, – уже вечер, и слышится музыкальный перезвон. Я делаю все больше вещей своими руками – потом использую их в картинах. Придаю форму кусочкам терракотовой глины, обжигаю их (в очень примитивной печи) и потом вдавливаю в оштукатуренную поверхность, в итоге должна получиться фреска с элементами из глины. Я забросила акварели, рисую маслом, создаю коллажи. Я часами просто наблюдала за тем, как здесь работают художники, и училась новым приемам. Ходила в музей и разглядывала книги В по искусству: такое ощущение, будто вся моя голова покрывается глазами. Как у большой жирной мухи!

Я сказала тебе, что одна из моих картин теперь висит в музее? Могла бы ты представить, что такое возможно? Я то и дело пробираюсь туда, и когда подхожу к залу, где, как я знаю, она хранится, – замедляю шаг, и жду, и задерживаюсь у других картин, что выставлены до нее, и сердце мое бьется все чаще. «Натюрморт с пропавшей женщиной» – гласит подпись. «Автор: Гаятри Розарио». Меня пробирает странное чувство, будто бы я одновременно раздуваюсь (от гордости) и растекаюсь лужицей (от смущения). Может, однажды сюда заглянет Мышкин и увидит, что его мать сделала что-то важное в жизни!

Нынче я осваиваю гончарный круг, леплю пиалы из глины, они растут под моими пальцами, словно по волшебству. Как бы вытаращился НЧ, если бы увидел, как я сижу, раскинув ноги, за примитивным гончарным кругом, в компании жилистых деревенских мужчин с повязанными головами и мокрыми от пота обнаженными телами. Но здесь на женщин смотрят не так, как у нас в стране. Здесь женщины – свободные, и непринужденные, и уверенные в себе. Ты бы видела, как юная Ни Вайан Арини украшает волосы белыми цветками гардении и покачивающейся походкой направляется на рынок в своем желто-красном саронге, останавливаясь через каждые несколько минут, чтобы обменяться новостями с прохожими. Ни одна женщина не может просто ходить-бродить по улицам в нашей части света, ведь так? Неодобрение вызывало даже то, что я каждый день ходила к тебе, или то, как Бриджен заглядывал ко мне в гости. Кто знает, чем, по мнению матери Дину, мы занимались? Она никогда носу из дома не высовывала, только ездила на машине родственников повидать.

Жаль, что я не могу заниматься тем же, чем мы занимались в те дни, – просто сидеть с тобой на твоей кушетке и разговаривать, зная, что ты поймешь. Чего мне действительно остро не хватает, так это близких друзей. Все было иначе, когда здесь была Берил. Кто объяснит, как у меня оказалось столько общего с этой ученой англичанкой многими годами старше? У нее следующие планы: перед тем как уехать, она сказала мне (полагаю, в утешение, как ребенку), что вернется в Индию и на Бали в ближайшем будущем.

Мне бы так хотелось, чтобы она приехала погостить сюда еще на несколько месяцев прямо сейчас. Почему у нас остается так мало времени с теми, кто становится нам дорог в зрелом возрасте? Хотя она часто вела себя резко, к ней даже подойти бывало страшно, за всем этим скрывались сердечность и острый ум – и чувство юмора. Мы как-то разговорились о разных видах дружбы и брачных союзов, и она рассказала мне, что когда-то была замужем за мужчиной по имени Бейзил, и оба они решили, что обойдутся без секса. (Меня бросило в краску от того, как спокойно она это проговорила. У нас настолько ханжеское воспитание, что, мне кажется, я за всю свою жизнь ни разу не произнесла слова «С-Е-К-С». Вот теперь сказала. Секс.) Так вот, они решили воздерживаться – потому что слишком уж непристойным было это занятие. И от алкоголя с мясом отказались в придачу. Жизнь планировали вести возвышенную, основанную на платонической любви. Бедная наивная Берил! Однажды выяснилось, что ее муж променял овощи на стейки, молоко на пиво, а платонизм на плотские утехи с другой женщиной. Она сказала, что попыталась отнестись к этому со спокойствием и безразличием, но потом в один прекрасный день взяла и ушла от него. «Оно и к лучшему, – сказала она, – или могла бы так никогда и не найти пути к Артуру». Намекнула, что у Артура есть другие женщины – ей известно, что он проводит с ними время, когда она путешествует. Берил зовет их его другими континентами. Она не уточнила, платонические у них с Артуром отношения или нет – не знаю, сдается мне, это и толкает его на поиски Других Континентов. Она кажется расстроенной из-за других женщин – и все-таки как-то договорилась на этот счет со своим разумом и сердцем.