Там, где кончается волшебство - Грэм Джойс

Потом отошли в сторону и посмотрели на меня лучистыми глазами.

— Теперь твоя очередь, — произнесла одна из женщин.

Я вдруг занервничала. Они внимательно следили, как я раскладываю начинку, равномерно распределяя ее по противню. Я собиралась положить еще, но тут одна из них жестом остановила меня. Они накрыли пирог толстым верхним слоем теста. Когда им показалось достаточно, набросили на него тряпку.

Дамы сказали, что не уйдут, пока не уберут за собой на кухне, — отговорить их оказалось невозможно. Не успели они закончить, как приехали два здоровяка из пекарни и увезли противень. Пирог должны были выпекать ночью. Вычистив кухню до блеска, месильщицы сняли передники, надели пальто, собрали все свое хозяйство и были таковы. Только когда они ушли, я вдруг поняла, что за все время, проведенное вместе, мы обменялись едва ли десятком слов.

Можно было подумать, старушки мне привиделись.

Когда я в понедельник днем явилась в «Фокс-инн», гулянье шло уже на полную катушку. Возле пруда с утками поставили палатку в которой наливали пиво; погода явно благоприятствовала бражникам, и их собралось несметное количество. Солнце трудилось что есть мочи, но все его усилия сходили на нет при первом же порыве ветра. Как бы там ни было, церемониймейстер объявил бы, что день для ежегодной схватки за заячий пирог и пинания бутылки выдался прекрасный.

Зайдя в палатку, я стала искать глазами Артура. Он мне сказал, что будет заседать в «Фоксе» уже с полудня: надо же как следует подготовиться к пинанию бутылки, да и все равно парад начнется отсюда и прошествует до церкви Святого Михаила. Артура я не увидела, зато заметила Винаблза, наслаждающегося пинтой биттера в компании дружков. Они воззрились на меня, Винаблз что-то сказал, и все покатились со смеху.

Тогда я пошла в сам паб, надеясь, что Артур там. Там он и был — сидел как миленький, потягивая пенистое пиво с Биллом Майерсом и еще несколькими парнями. Внутри было не протолкнуться — сплошные футболисты и молодняк из духового оркестра. Про Билла говорили, что во время состязаний «пни бутылку» он лезет в самую гущу Оно и понятно — в общей свалке удобно сводить старые счеты. Хотя со мной Билл вел себя очень благородно, все знали, что он крепкий орешек и любит подраться. В отличие от Артура, Билл выступал за соседнюю деревню Медбурн, поскольку оттуда родом. Обычно в команду Халлатона входили только халлатоновские, в то время как все остальные — из более мелких деревень, включая Медбурн, — составляли команду противника.

Они уже порядком набрались. Что Билл, что Артур, увидев меня, заулюлюкали и жестами позвали к себе за стол. На них были полосатые футболки и грязные тяжелые ботинки; глаза их налились, а лица покраснели. Билл закричал приятелю, стоявшему у бара, чтобы тот купил мне выпить. Я запротестовала, сказав, что просто пришла посмотреть на шествие, однако Билл настаивал, а Артур доложил ему, что мне нравится бейбичам, поэтому мне снова заказали сей чудесный напиток.

Настроены мужчины были залихватски — общались вроде бы по-доброму, но только все время будто спорили. Я посмотрела, что пиво подносится к губам от силы три-четыре раза, и кружка уже пуста — такое ощущение, что выпивать с иной скоростью им было впадлу. Они шутили, задирались, ни с того ни с сего принимались петь. Один из незнакомцев погладил меня по волосам и предложил поцеловаться.

— Убери от нее руки, а то будешь иметь дело со мной! — гаркнул на него Артур, а вся компания заржала, словно это была наисмешнейшая из всех смешнейших шуток в истории.

Артур повернулся ко мне:

— Как твой пирог?

— Пирог в порядке. Как твоя «бутылка»?

— «Бутылка» тут, — сказал он и, пошарив под столом, достал небольшой бочонок с пивом. Его-то он и должен был нести во время церемонии.

Увидев бочонок, мужчины засвистели, заулюлюкали и разразились песней. Артур снова взглянул на меня и покраснел. Он так гордился, что понесет «бутылку». Он заслужил это по праву — только тогда, когда один из стариков освободил почетное место, — тем, что на предыдущем пасхальном состязании забил гол за команду Халлатона. Он так гордился и смущался одновременно, что я расчувствовалась и захотела обнять его — но почему-то вместо этого глотнула шипучего бейбичама.

Когда мужчины кончили петь, Билл встал и заявил:

— Джентльмены, сегодня среди нас есть птичка певчая. Голосистая птичка певчая. Давайте же попросим ее нам спеть!

Вогнал меня в краску, в самом деле. Я замахала руками, отчаянно завертела головой, но девять из десяти мужчин уже вскочили на ноги и принялись скандировать:

— Она нам споет, она нам споет, от нас не уйдет, пока не споет.

С надеждой я посмотрела на дверь. Артур разгадал мой план и посоветовал:

— Лучше не ломайся.

Чудесное дитя от нас не уйдет, — утешил меня Билл, — пока не споет.

Я встала, а крикуны уселись. Какой-то здоровяк — за что ему отдельное спасибо — схватил меня за талию, как пушинку, и поставил на стол. Билл оказался прав — уйти от них не представлялось возможным. Я знала, что у меня хороший голос, но бешено стеснялась. Весь бар притих.

Что было делать? Я откашлялась, и тут в пивную ввалился один из корешей Винаблза. Увидев меня стоящей на столе, он прикрыл рот рукой и издал такой мерзейший пердящий звук. Как по команде, все, кто был в баре, вскочили, заорали, замахали на придурка руками, кулаками. Они вдруг превратились в колонию беснующихся одичавших существ, готовых на что угодно в своем неистовстве. Приятель Винаблза замялся и живенько убрался подобру-поздорову. Мужчины в баре тут же откинулись на спинки стульев, замолчали, уставились на меня — а я вдруг испугалась, поняв, как мало надо, чтобы мужская гулянка переросла в кровопролитие.

Когда порядок восстановился, Билл произнес:

— Осока, запевай.

К тому моменту замолчали даже трубачи и барабанщики уличного оркестра. Наверное, лучше бодренькую, решила я, дрожа, что твой осиновый лист. Я знала только один способ справиться с таким смущением и неловкостью — их нужно было куда-то перенаправить. Поэтому я уставилась на Артура и запела. Начат со старенькой песни про «Веселого молодого мясника»,[9]и им, по-моему, понравилось.

Приехав в город Лестер, набрел он на трактир,

Оставив лошадь с конюхом, решил устроить пир.

Он заказал все лучшее: еду, питье, шарманку,

И сразу заприметил красивую служанку.

На протяжении всех девяти куплетов Артур не сводил с меня глаз, а я с него. Они свистели, топали, просили еще, ну, я и спела «Черного как смоль кузнеца»[10]— очень двусмысленная история, если вслушаться. Они опять свистели, хлопали, стучали ногами, но тут уж я не выдержала, слезла со стола и сказала, что на сегодня хватит.