Здесь и сейчас - Лидия Ульянова

Нет, скажите, что он имел в виду, говоря эти слова? Что мило развлекся позавчера вечером или что я являюсь прекрасным объектом для профессионального исследования?

– И все же мне кажется, что вас что-то тревожит. Нужна моя помощь? – осторожно предложил он. – Можно послать баню к чертям – я это мытье уже проходил несколько раз. Можно заняться вашими делами.

Конечно, нужна. Мне нужна была его помощь, его присутствие рядом, его оглушительный смех и независимая бесшабашность, его крепкий локоть, на который можно опереться, его одурманивающие поцелуи, его…

Ох, нет! Я столько лет жила без этих ненужных чувств, без этих мешающих спокойному течению жизни эмоций. Меня закрутит, как в водовороте, а он останется на берегу и будет спокойно смотреть за тем, как я тону….

– Что вы, нет нужды что-то отменять из-за меня. Со мной все в порядке, просто слишком много впечатлений. – Я постаралась сказать это убедительно.

– Ладно. – Он вздохнул. – Тогда давайте хотя бы выпьем вместе кофе, сейчас будет кофе-брейк. А потом я избавлю вас от своей невыносимой персоны.

Я вновь осталась одна, терзаемая сомнениями: а не нужно ли было согласиться на его предложение? Впрочем, мне было и без этого о чем подумать. До шести вечера я должна была сделать еще одно важное дело. Я собиралась съездить туда, где Вера прожила свою сознательную жизнь. Там я могла что-либо новое узнать. Ведь должны были остаться и другие члены семьи Арихиных. Я не собиралась сразу заходить в дом – я точно знала, что всегда можно поговорить с пожилыми женщинами, которые часами коротают время у подъезда на скамейке. Это такой своеобразный клуб русских пожилых женщин, который называется забавным словом «лавочка».

Я вернулась в номер и переоделась для прогулки по морозу. Выйдя на улицу, взяла такси и назвала адрес в надежде, что улица не сменила названия. Таксист, не удивившись, кивнул головой, и я посчитала это хорошим знаком.

Унылый район, застроенный бесконечным множеством одинаковых пятиэтажных домиков, показался мне безликим и депрессивным. Горы снега здесь были еще выше, а тротуары совсем не чищены. Трудно поверить, что Марина Арихина могла быть на седьмом небе от счастья, получив жилье в этом месте и в таком доме. Даже спустя тридцать лет район так и остался окраиной.

Несмотря на сильно подросшие деревья и натыканные на свободных местах новые многоэтажки, место, виденное не раз на сеансах Маркуса Шульца, я определила практически безошибочно.

Холод и ветер не пугали старушек, они, на мое везение, нахохлившимися птицами сидели во дворе. Ничего не изменилось, если не считать того, что скамейки были новыми, выкрашенными в ядовито-голубой цвет, а женщины сменили темные драповые пальто с мехом на брюки и куртки оттенком порадужней.

Навстречу мне попался шедший от подъезда пожилой мужчина, вида помятого и неопрятного, он нес тяжелую сумку, в которой что-то оптимистично позвякивало.

Я мялась в отдалении, пытаясь придумать повод подойти и начать разговор, пока со скамейки меня не окликнули:

– Что потеряла, милая? Подходи, подскажем.

Голос приветливый, пусть и бесцеремонный. Я не стала привередничать, обрадовалась и подошла.

– Здравствуйте. Скажите, в этом доме жила раньше семья Арихиных…

– Было дело, жила семья. Жила, да вся почти вышла. А тебе кто нужен?

– Даже не знаю. А кого можно видеть?

– Так вон Любомирка мимо тебя прошел. Что, не признала? Ты ему кем будешь? У него вроде таких приличных знакомых нету.

Как? Проковылявший мимо старик – Любомир Арихин? Так ему пятьдесят лет всего должно быть, если я ничего не путаю. Он почти как доктор Амелунг, лет на пять-семь только постарше.

– Так кто сама-то? – проявляла любопытную настойчивость самая полная и величавая из женщин. – Риелтор, что ли?

– Кто? – не поняла я.

– Ну тот, который квартиры у одиноких обманом отбирает. Если так, то иди лучше подобру-поздорову, – сурово отозвалась другая, сухонькая и язвительная. Я видела ее раньше, во сне, только тогда она была в самом расцвете, лет тридцати с хвостиком. Она работала в парикмахерской и слыла самой большой модницей в доме. Как сейчас помню, что звали ее Лилькой.

– Нет, я их родственница, дальняя.

– А что, если родственница, то не знаешь, что все померли давно? От всей семьи Любомир да Верочка остались.

Вот оно! Не зря я проделала дальний путь на другой конец города – разговорчивые соседки безоговорочно подтвердили, что Вера жива. Как это могло случиться, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Раз уж такое происходит, оставалось принять за аксиому, что не существует меня…

А где же все остальные? Понятно, что Кира вряд ли дожила до сегодняшнего дня, Марина с Николаем тоже разменяли восьмой десяток, но Надя? Надежда осуществила свою мечту и уехала в Канаду?

– Нет, я не знала. Я приехала издалека…

– Издалека? То-то разговариваешь ты так, с акцентом. А откуда издалека?

– Из Канады.

Врать я за эти дни училась все лучше и лучше, просто с места в карьер.

– А-а. И то правда. Помнишь, Лилечка, была у них родня за границей, Марина-покойница все скрывала. Боялась, что в КГБ узнают.

– Опоздали вы, девушка. Никого их не осталось. – Наверно, от вечного пиетета перед заграницей Лиля перешла на «вы». – Только Любомира Николаевича можете повидать, догоняйте. Но не советую.

Я и сама себе не советовала. Что я тому скажу? Он на вранье про родственников может и не купиться.

– …мать твою! Видал я вас всех в гробу! Вылупилась! Шла бы своей дорогой!.. – раздался за спиной скрипучий, с бабьим подвыванием крик.

– О! Слыхала? Любка твой орет, – кивнула постаревшая Лилечка в сторону доносящихся воплей. – Если очень нужен, то погоди, он стеклотару пошел сдавать. Сдаст, опохмелится, вот тогда с ним еще можно будет дело иметь. Но я и тогда бы не стала.

– Невозможный совсем стал, аспид. Как последний раз из тюрьмы освободился, так просто крыша съехала, на людей с кулаками бросается. Если бы ни Вера Николаевна, добрая душа, то и пропал бы вовсе. Она ему деньги дает, а что толку, если он тут же и пропивает?

– Из тюрьмы? – эхом переспросила я.

– А то! Всю жизнь, почитай, по зонам мотается. Как в молодости первый раз сел за убийство сестры, так пошло-поехало. Всей семье жизнь искалечил, и себе в первую голову. Ворюга он, зимой по закрытым дачам шакалит.

– Ренат Каримович с ним бился, на лечение устраивал, а последний раз разозлился и пригрозил снова посадить. Вот так вот.

– А кто такой Ренат Каримович? – спросила я.

– Ренат Каримович-то? Депутат наш, в Думе сидит. Ренат Каримович Тадулаев. Раньше в нашем доме жил и теперь нас не забывает по старой памяти. Скамейки вон нам новые поставить велел.