Зверь с той стороны - Александр Сивинских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, диспозиция выходила примерно следующая: я пребывал в довольно длинной и узкой комнате, облицованной голубым кафелем, обставленной со спартанским небрежением к роскоши. Минимум удобств, максимум практичности. Кроме стульчика-стульчака с опущенной для моего удобства крышкой, в комнате находилась упомянутая ванна, вмурованная в пол. На краешке ванны примостилась губка в форме розового сердечка, рядом — розовый обмылок. По правую руку кафельный аскетизм стены разнообразила висящая на гвоздиках хлипкая деревянная полочка. На полочке — рулон пипифакса с ласковым названием «Киска», пачка галет, пачка жевательной резинки «Орбит», упаковка фенолфталеина (иначе — пургена), двухтомник Дэна Симмонса "Утеха падали". Под полкой на полу стояла бутылка минеральной воды "Обуховская".
"Крайне символично! — подумал я без всякого удовольствия, подразумевая соотношение зловещего названия книги и своего нынешнего положения. — Последняя, надо полагать, утеха. Гадство!"
Оба моих запястья охватывали широкие кольца блестящих наручников вроде старинных каторжанских (не стандартные милицейские точно), соединённых приличной толщины цепочкой. Цепь уходила книзу. Там имелось железное кольцо размером с хороший бублик, вмурованное насмерть в пол. В том, что насмерть, я, дипломированный инженер с высшим техническим образованием, не сомневался ни единого мгновения. Хотя при чём тут техническое образование? — кто угодно пришёл бы на моём месте к аналогичным выводам. Достаточно подёргать, чтобы убедиться. Цепь была достаточно длинна и продёрнута в кольцо. Скользила свободно: туда-сюда, з-звяк-бряк, что позволяло мне с разной степенью удобства вставать со своего фаянсового пьедестала и садиться обратно, пользоваться мылом и губкой, галетами, питьевой водой, книгами, жвачкой. А также сливным бачком и туалетной бумагой — если обделаюсь со страху.
Одежды мне оставили самую малость — шёлковые трусы-боксёры да тренировочную майку на широких проймах. Я был босиком, керамическая плитка неприятно холодила ступни. Ну вот, расстроился я, насморк обеспечен. О том, что истечение соплей из носа может оказаться не самой большой неприятностью, проистекающей из создавшейся ситуёвины (каламбурчик, ёлы-палы!), думать мне не хотелось.
"Вообще-то раскрытыми агентами иностранной разведки в международной практике принято меняться, — всплыло у меня в голове. — Замечательная мысль, — похвалил я себя, — очень своевременная мысль, отлично успокаивает взвинченные нервы. Но найдется ли у противной «Предстоящим» стороны вакантный шпион для обмена? Сообразят ли люцифериты выставить меня на торги? Поверит ли противная сторона, что я — её человек? Да и существует ли в реальности эта самая "противная сторона" или же она — лишь обманка, подсунутая хитромудрым Таракановым лазутчику Капралову? Для формирования у доверчивого и наивного Капралова полезного делу заблуждения. Как это на специальном жаргоне лукавых засекреченных контор называется? Уж не игра ли с «болваном» случайно? Ага, верно".
— Приятно познакомиться! — сказал я себе.
Дела!… От сомнений у меня даже пересохло в глотке.
Я дотянулся до бутылки и обнаружил, что её ещё не вскрывали. Пробка фабричная, предохранительное колечко цело. Следовательно, подсыпать туда какой-нибудь гадости вроде наркотика не могли. Или всё-таки могли? Снова сомнения. Пить от них захотелось пуще прежнего.
Похлебав водички, я принялся осматривать и ощупывать тело. Побои, нанесённые при пленении, не прошли для меня даром. Шея ворочалась с трудом. Ответственность за это я возлагал на арматурный прут и Циклопа; ладно, с Циклопом я рассчитался сполна. До левого бока, угощённого пинком стальной ноги Демона, было больно дотронуться, там сидел здоровенный синяк, щедро замазанный йодом. Трогательная заботливость: видимо, сегодняшним владельцам моей жизни я ценен более-менее здоровым. Примерно такой же йодированный синяк обосновался на животе, на макушке прощупывалась шишка — тоже Демону низкий поклон.
Я вдруг не на шутку озлился. Сучий потрох! Кондом пользованный! Я его разорву, уничтожу, клянусь! За Милочку, за живьём сожженных Тараканова и Паоло, за погибшего журналиста Сергея. Теперь я был совершенно уверен, что в операции против таракановского журнала Демон принимал самое активное участие. Я не мог сказать, откуда взялась уверенность, но привык полагаться на своё чутьё всецело и ни разу до сих пор не обманывался. Оно же говорило мне, что свобода не за горами, а вместе с ней и карательная экспедиция по Демонову душу. Если она у него, конечно, есть, душа-то.
С тем я и задремал, пожевав на сон грядущий галет.
Разбудило меня настойчивое похлопывание по плечу — но не живой человеческой рукой, а какой-то палочкой. Я приоткрыл один глаз.
Профессор от психиатрии Сергей Сигизмундович Гойда удовлетворённо кивнул и опустился задом в отличное офисное кресло, поставленное так, чтобы я ни в коем случае не мог достать его ногой. Элегантную трость, которой я был разбужен, Сергей Сигизмундович разместил между ног. Набалдашник у неё был — голова пуделя. Ясно. Каждому охота хоть иногда почувствовать себя Воландом. Усевшись, Гойда легчайшим движением пальцев отправил вон из комнаты сопровождающего телохранителя — яркого высоченного красавца-татарина.
— Доброе утро, — сказал он доброжелательно. — Как почивали?
— Давайте без дурацких политесов, — отозвался я, присасываясь к бутылке.
Выдохшаяся и согревшаяся минералка показалась мне чрезвычайно мерзкой на вкус. "Болван, — подумал я запоздало, — пока ты спал, в ней вполне могли что-нибудь растворить". Мне захотелось сплюнуть.
— Пейте, пейте, не волнуйтесь, — сказал проницательный Гойда, заметив, как поспешно оторвался я от бутылки. На грубость мою он, кажется, совсем не обиделся. — В моих планах относительно вас нет пункта "отравление".
— А какие пункты есть?
— О, различные, грандиозные! — оживился профессор. — Я вам скажу их, обязательно скажу, непременно. Но не прямо сейчас. Не сразу, хорошо? Не хочу волновать прежде времени.
— Опасаетесь, как бы от внезапного расстройства чувств расстройство кишечника со мной не приключилось? Этак невзначай.
— Кх-хе, кх-хе, кх-ххе! — зашёлся Сергей Сигизмундович дребезжащим смехом. — Кх-хе!… Остроумный вы юноша, одно удовольствие с вами общаться! Кх-хе.
— Благодарю. Вас, между прочим, костюм мой не смущает? — спросил я, потрепав пальцами краешек трусов со штопкой. — Какой-то он не вполне презентабельный. Неплохо было бы его дополнить чем-нибудь.
Гойда затряс головёнкой, продолжая подхихикивать:
— О, что вы, нисколько, нисколько не смущает! Приятно видеть красивое молодое тело…
— А вы, сударь, часом, не того?… - хмыкнул я. — Не приверженец содомии? Мне бы не хотелось, знаете ли…
— Нет, нет! — Профессор снова задребезжал, довольный.
"Смешливый какой старичок, — подумал я. — Словно травкой конопелюшкой с утра успел обдолбиться. Скоро ли уймется? Поторопить разве".
Лязгом встряхиваемой цепи выделяя знаки препинания, я проговорил: