Сыновья войны - Николас Сансбери Смит

– Она его порвала, – сказал он.

– Черт, чувак…

– Ничего. Я помоюсь, когда вернемся.

Они подъехали к разгрузочной зоне школьной столовой. Несколько морпехов ждали их за открытой дверью. С ними был и Доминик.

– Мы сначала должны вымыться, а потом все остальное, – сказал Роналдо. Выбравшись из машины, он выставил руку, чтобы морпехи и Доминик держались подальше.

– Мы заражены, не подходите, – сказал он.

– Что ты делаешь, пап? – спросил Дом.

– Свою работу, – ответил он.

– Слышали новости по радио? – возбужденно спросил один из морпехов.

– Какие новости? – спросил Маркс.

Сердце Роналдо заколотилось. Неужели еще на какой-нибудь город сбросили бомбу?

Доминик впервые за эти дни улыбнулся.

– Президент Эллиот мертв, – сказал он. – Свои же убили.

– АВП и повстанцы завтра встречаются для переговоров, – сообщил другой морпех. – Война почти закончилась.

Антонио стоял в номере на верхнем этаже «Коммерс Хотел-энд-Казино», которому предстояло вскоре стать его кабинетом. Оттуда открывался вид на истерзанный, разрушенный город, полный возможностей.

Прошло три дня с тех пор, как генералы, служившие Эллиоту, положили конец его краткому кровавому правлению, и теперь, когда угроза ядерного Армагеддона осталась в прошлом, страна могла выйти на медленный и болезненный путь восстановления.

И хотя клан Моретти понес человеческие потери, Антонио был как никогда готов к осуществлению своих планов. Лино потерял много крови, но должен был выкарабкаться, а Моретти наконец узнали имена своих главных врагов. Эстебан Вега, возомнивший себя наркобароном, и его младший брат Мигель.

Антонио стоял у окна, наслаждаясь уединением, глядя на первые робкие усилия по восстановлению Лос-Анджелеса. Городская техника счищала с улиц радиоактивный пепел, сгребая его в сугробы смертоносного снега.

Это был лишь первый шаг. В следующие несколько месяцев понадобится обеззаразить каждый обитаемый городской район. А до тех пор множество людей погибнет от отравления, голода, обезвоживания или заболеваний, передающихся через воду.

Жестокая битва подходила к концу на правительственном уровне, но для обычных граждан борьба за выживание тоже была войной.

Но не для семьи Моретти.

Антонио вложил немало денег в подготовку, и теперь бывший отель был набит едой и водой, которых должно было хватить на месяцы вперед. Проблема состояла лишь в том, чтобы защитить это место, если его обнаружат враги.

Движение внизу заставило Антонио приблизиться к окну.

Один из его солдат в защитном костюме вышел через парадный вход. Еще четверо присоединились к нему и сели в машину. Они ехали проверить несколько объектов Моретти, включая цех по упаковке наркотиков.

Антонио решил сократить следующую поставку семьи Гонсалес, оставив только опиаты и марихуану. Теперь, когда Вито оказался за решеткой, им следовало сосредоточиться на наркотиках, которые будут пользоваться высоким спросом у гражданских, пострадавших от острого отравления радиацией.

Болеутоляющее станет валютой.

Стук в дверь прервал его размышления.

– Антонио…

Вошла Лючия в черном платье с V-образным золотым воротником. Шею украшало ожерелье из крупных розовых жемчужин. Она поцеловала его и посмотрела на затянувшуюся рану у него на лбу – одну из многих, что он получил за последний месяц.

– Здесь может шрам остаться, – сказала она. – И я должна согласиться с тем, что Желтохвост сказал Марко на этот счет.

– Так это правда? Девчонки обожают шрамы?

Она улыбнулась, подошла к его новому столу и коснулась пальцами красного дерева.

– Мне нравится, – призналась она. – Нам нужно будет достать тебе какую-нибудь картину, может, даже нанять собственного художника, как у настоящего короля.

– Если найдем такого, у меня будет для него задание, – сказал он.

Она подошла к стеклянным витринам, в которых было выставлено старинное оружие, которое он вывез из дома Сарконе в Бель-Эйр.

Любимцем Антонио был кинжал халади с двумя лезвиями, который использовали раджпутские воины в Индии. Также он ценил японскую катану четырнадцатого века, но самым дорогим здесь, пожалуй, был спартанский копис времен бронзового века. Он взял древнее оружие в руки и, радуясь прикосновению изогнутого лезвия и золотого украшения рукоятки, попытался представить греческого воина, некогда владевшего этой реликвией.

– Так скажи мне, – сказала Лючия. – Как долго мы здесь пробудем?

– Это наш дом на неопределенное время, – сказал он, возвращая клинок на место. – Скоро он превратится в поместье, обнесенное стеной и окруженное прекрасным садом. Вот увидишь, любовь моя.

Она наклонилась, чтобы его поцеловать, но в массивные деревянные двери снова постучали, разрушив момент. Кристофер распахнул обе створки и вошел в костюме, идеально сочетавшемся с серебристыми прядями в его эспаньолке.

– Вы готовы нас принять, дон Антонио? – спросил он.

Антонио поцеловал жену. Она пошла к выходу, но он протянул к ней руку. Традиционно жена дона не присутствовала на таких собраниях, но она была важной частью будущего клана Моретти.

– Я хочу, чтобы ты тоже присутствовала, – сказал он.

Вслед за Кристофером в кабинет вошли Фрэнки и Кармин. Затем Рафф с перевязанной головой и Винни, который как сыч следил, чтобы с ним все было в порядке. Последним притащился на костылях Желтохвост, которому здорово досталось за последние пару месяцев.

– Присаживайтесь, – сказал Антонио, указывая на длинный стол у окна. – Как Лино?

– Держится, как настоящий воин, – ответил Кристофер. – Он выкарабкается.

Антонио сел рядом с женой.

– Хорошо, – сказал он. – В ближайшее время нам понадобятся его лидерские качества, поэтому я созвал сегодня вас всех. – Он включил радио, чтобы послушать новости, которые слушал сейчас весь мир.

«АВП и повстанцы провели переговоры и договорились об условиях, – сказал ведущий. – Был образован исполнительный комитет, которому предстоит определить следующие шаги и сформировать новое правительство».

– Война и правда кончилась, – сказал Кристофер.

– Но не наша война, – сказал Антонио. – И не наш мир.

– Мы должны быть сильными, – сказал Фрэнки. – Нам нужно расквитаться с Эстебаном Вегой, его piccolo stronzo[70] братом Мигелем и всей их чертовой семейкой за то, что они сделали.