Последний бой Василия Сталина - Максим Алексашин

Очень уж надо было упечь в тюрьму Василия, видимо поэтому, не особо рассчитывая на то, что сын Сталина будет свидетельствовать против себя самого, арестовали и ближайшее окружение Василия: его заместителей и помощников — генералов Василькевича и Теренченко, адъютантов Капелькина, Полянского, Дагаева и Степаняна, начальника контрразведки ВВС Московского военного округа Голованова. Не пощадили даже старика—шофера Александра Февралева, возившего еще Ленина, штабную парикмахершу Марию Кабанову. Во всех соединениях и частях ВВС Московского военного округа, которым командовал до ареста Василий Сталин, начались проверки. Искали компромат.

Как вспоминает Сергей Долгушин, Герой Советского Союза, друг и соратник Василия Сталина, командовавший в то время дивизией фронтовых бомбардировщиков Ил–28: «Навалились на меня и на Володю Луцкого (Герой Советского Союза, командир истребительной авиадивизии). В Кубинку и Калинин — проверять! Причем каждый день проверки. Докладывали сначала Берия, Булганину, а потом только Главкому. Мы про это знали… Володька, я ему позвонил: „Ну, как, Володька, тебя еще не арестовали?“ Он говорит: „Нет, Сергей“. Вот такое состояние» (Василий Сталин. Падение. // Программа «Кремль, 9», эфир 27.08.2003 г.).

Гоняли в КГБ всех, кто хоть как—то был причастен к сыну Сталина. После ареста Василия майором Станиславом Гавриловичем Язвинским, работавшим в отделе боевой подготовки ВВС МВО, командовал которым генерал Сталин, заинтересовался КГБ, в результате на Лубянке пропали его летные книжки, записи и наброски литературных работ. Выручил брат «шефа» КГБ — Иван Ефимович Семичастный — начальник курса Военно—воздушной академии имени Жуковского, где учился Станислав Гаврилович и заключенный Василий Сталин. Впоследствии С.Г. Язвинский дослужился до полковника, стал испытателем космических аппаратов. А познакомился Станислав Гаврилович с Василием во время наступательной операции «Багратион». Однажды ему пришлось разминировать взлетную полосу, на которую сел По–2 Василия Сталина — чудом не подорвавшись.

После войны они случайно встретились в Москве, недалеко от Кремля — сын вождя узнал своего спасителя. Станислав Гаврилович принимал участие в подготовке воздушных парадов. Затем около года испытывал реактивные истребители

(http://wwii—soldat. narod.ru/200/ARTICLES/BIO/yazvinsky_sg.htm).

Из всех арестованных показания против Василия не дал лишь адъютант Михаил Степанян, остальные очень быстро сломались. Как вспоминали родственники, тюрьму после допросов люди из окружения Василия Сталина покидали в жутком состоянии. Некоторых невозможно было узнать — так они изменились за несколько месяцев. У молчавшего на следствии Степаняна были выбиты зубы, на теле — следы побоев.

К самому Василию жестких методов следствия не применяли, хотя по его словам все же до припадков ярости довели. Раздавленный, явно переживший психологический шок, Василий Сталин на следствии вел себя очень покладисто. Даже слишком. В протоколах допросов сразу обращает на себя внимание полная идиллия между следователями и обвиняемым. И очень странные фразы Василия, внесенные в протокол: «Я уподобился собаке на сене…», «Я, игнорируя советские законы и обманывая руководство…», «Я, будучи тщеславным…», «Я отнял у трудящихся…». Действительно — подписывал не читая.

Дело Василия Сталина расследовалось около двух с половиной лет. Все это время он был под стражей, сначала во внутренней тюрьме на Лубянке. Зимой 54–го Василий заболел. Лечили его в оборудованной, как тюремная камера, палате госпиталя МВД у метро «Октябрьское поле», рядом с любимым Центральным аэродромом. Еще одна гримаса судьбы…. Через месяц лечения в госпитале Василия увезли на спецдачу КГБ в Кратово. А затем поместили в Лефортово, где он пробыл вплоть до 1955 года. Единственной отрадой для Василия стали свидания с родными. Капитолина Васильева рассказывает, что год о нем ничего не было слышно. Только когда его перевели во Владимирскую тюрьму и разрешили свидания, она снова увидела Василия. Всегда жила новой встречей. Неделю работала — тренировала пловцов из ЦСКА, а на выходной мчалась во Владимир. Ее мама готовила ножку телятинки, покупалась черная икра. «Кроты» (то есть надсмотрщики) следили, чтобы я не пронесла бутылку спиртного. Да Боже мой! Я была довольна, что хоть этим тюрьма Василию полезна — он лишен возможности пить. Тюрьма нас вновь соединила. Но и разъединила она» (Рыков С. Василий младший: сын отца народов. Интервью с Капитолиной Васильевой. — http://www.tam.ru/sezik/vasya.html).

А вот как Светлана Аллилуева описывала эти дни: «Этого мучительного свидания я не забуду никогда. Мы встретились у начальника тюрьмы в кабинете. На стене висел огромный портрет отца, под которым сидел в своем кресле начальник тюрьмы, а на диване перед ним Василий. Он требовал от нас ходить, звонить, говорить о нем, где только можно, вызволить из тюрьмы. Он был в отчаянии и не скрывал этого. Он метался, ища, кого бы попросить, кому бы написать. Он писал всем членам правительства, вспоминал общие встречи, обещая, уверяя, что будет другим. Капитолина — мужественная, сильная духом женщина, говорила ему: „Не пиши никуда, потерпи, немножко осталось, веди себя достойно“. Он набросился на нее: „Я тебя прошу о помощи, а ты мне советуешь молчать“. Потом он говорил со мной, назвал имена лиц, к которым, как он полагал, можно обратиться. „Но ведь ты сам можешь писать кому угодно, — говорила я, — твои письма куда важнее, чем то, что я буду говорить“. После этого он прислал мне еще несколько писем с просьбой писать, убеждать. Мы с Капитолиной, конечно, никуда не ходили и не писали…» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр.69–70). Всего один раз Светлана (вместе с третьей женой Василия, Капитолиной) посетила брата во Владимирском централе. Женщины уезжают, по дороге обсуждая увиденное. Светлане не понравилось, как Василий вел себя. И все. Будто бы встреча происходила не в тюрьме, а на подмосковной даче.

С Капитолины Васильевой спрос невелик с ее возможностями, но Светлана Аллилуева (совсем еще недавно Сталина) со своим умением ложиться под обстоятельства могла хотя бы попытаться, хотя бы сделать вид, что хочет помочь, но ничего этого не было. Василий еще несколько раз пишет сестре, но Светлана никуда не ходит, ничего не добивается, ни с кем не разговаривает, она уверена, что брат сам во всем виноват, и верит в искреннее желание Хрущева Василию помочь.

Остается надеяться, что Светлана никогда не читала писем брата, адресованных Никите Хрущеву, и не знала, что именно Хрущев отменил досрочное освобождение Василия, которое он заработал хорошим поведением и трудом в слесарных мастерских. Но как бы там ни было, в эти дни Светлана теряет брата, теряет задолго до его смерти.

Когда в январе 1960 года Хрущев вновь вызовет Светлану к себе и сообщит, что созрел план освободить Василия, дать ему другую фамилию и поселить где—нибудь подальше от Москвы, Светлана ответит, что ее брат — законченный алкоголик и верить ему нельзя, он не отвечает за свои поступки. По сути дела, Светлана вроде бы не советует Хрущеву выпускать брата из тюрьмы. Уже в 1960 году, после своего первого освобождения, когда состоялся разговор между Василием Сталиным и Климентом Ворошиловым на попытку полемизировать о Светлане, которая всячески ставилась в пример Василию, он изливает горечь за сестру (которую и сестрой—то после подобного назвать тяжело): «За семь лет она ко мне ни разу не приехала. Я это ей не прощу. Она странная, у нее тяжелый характер, но я ее всегда поддерживал. Случись с ней, что случилось со мной, я бы все пороги оббил…» Зная характер Василия, в это охотно верится.