Последний бой Василия Сталина - Максим Алексашин

Андрей Сухомлинов, знакомясь с уголовным делом Василия Сталина, занялся и тем, что было у Василия конфисковано. Он пишет: «Передо мной лежит опись арестованного имущества — 76 пунктов. Самое ценное — коллекция ружей, в основном подаренных отцом, шашек, подаренных К.Е. Ворошиловым, седло — подарок С.М. Буденного. Больше ничего интересного нет: настольные часы, охотничьи сапоги, ремни, фотоаппарат, киноаппарат, две байдарки, два велосипеда, два мотоцикла (подарок И.В. Сталина), автомашина „паккард“ (Сухомлинов А. За что сгноили сына отца народов. // Совершенно секретно, № 6, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

«В 1946–1947 годах Василий был командиром корпуса в Германии. Одна его дивизия стояла в Гроссенхайне, в 30 минутах езды от Дрезденской картинной галереи. Другой полк стоял под Потсдамом. Это резиденция прусских королей. Да при желании он мог столько культурных ценностей вывезти, что „друг Гельмут“ по сию пору искал бы формы обмена…» (Мухин Ю. Сын. // Дуэль, № 17–18 (366), 27 апреля 2004 г.). Это Юрий Мухин верно заметил. Он давно громит в своих книгах облаивающих отечественную историю журналистских шавок. Но, моськам моськино, а мы продолжим изучать трагическую жизнь сына вождя.

В декабре 1955 года в стандартную, в общем—то, тюрьму № 2 Управления МВД Владимирской области (тот самый печально знаменитый Владимирский централ) внезапно зачастили с проверками высокие чины — сначала местные, а затем и столичные. Комиссия за комиссией придирчиво рассматривала расположение тюремных корпусов и подсобных помещений, уточняла режим охраны.

Ситуация прояснилась незадолго до Нового года. Прибывший в тюрьму № 2 с очередной проверкой заместитель начальника следственного управления КГБ полковник Калистов решил, видимо, что «время пришло». И сообщил начальнику тюрьмы Козику, что комитету необходимо «пристроить» особо важного заключенного. В будущей камере столь знаменитого узника настелили дощатый пол, провели радио, поставили цветы (Рогожанская Э. Другие люди. Владимирский централ и его узники. // 19.10.2000. г. Владимир, ИД «Провинция», http://www.province.ru/).

Выслушав инструктаж, подполковник Козик понял — пришла большая «головная боль». Ибо для спецзэка требовалось ни много ни мало создать режим сибирских лагерей в центре средней полосы России. «Приобщать к труду» — то есть выводить на работы. Дать специальность. Прогуливать. И при этом ограничить его контакты с пятью—семью заключенными с большими сроками. На начальника тюрьмы возлагалась ответственность за сохранение инкогнито «железной маски» ХХ столетия среди служебного персонала.

Словом, требований было явно с перебором. Настолько, что начальник тюрьмы № 2 совершил поступок беспрецедентный: попытался отказаться от зэка. А в ответ услышал короткое: «Неубедительно».

В конце декабря Козик был вызван в Тюремный отдел МВД СССР. Здесь из уст полковника Евсенина впервые прозвучала фамилия «особо важного заключенного»: Сталин. Однако, как значилось в сопроводительных документах, в тюрьму доставили не Василия Иосифовича Сталина, а Васильева Василия Павловича. Так решили в Москве. Василий Сталин в тюрьме сидеть не должен.

По бумагам госбезопасности Василий Сталин проходил под кличкой Флигер. После ареста сначала содержался во внутренней тюрьме, а затем в тюремном госпитале. Светлана Аллилуева утверждает, что Никита Хрущев планировал перевод Флигера в правительственный санаторий «Барвиха». Тут явная дезинформация: либо Хрущев нагло врал (после смерти Сталина—старшего он уже никогда не планировал оставить Василия в покое), либо эту чушь придумала сама Светлана. 3 января 1956 года Василий помещается в тюрьму № 2 Управления МВД Владимирской области, как в принципе и планировал Хрущев.

Для сохранения инкогнито Василия Сталина, казалось, было сделано все. Однако первый «сюрприз» произошел того же 3 января 1956 г. Вмешался случай. Из госпиталя внутренней тюрьмы Флигера забрал «автозак» Управления КГБ по Владимирской области. Личное дело конвоирам выдали в запечатанном пакете, но при этом в попутном списке и справке по личному делу фамилия, имя и отчество были названы полностью.

Во Владимир «автозак» прибыл глубокой ночью. «Заинструктированного» подполковника Козика на месте, естественно, не оказалось. Конвоирам—гэбистам пришлось общаться с дежурным помощником начальника тюрьмы лейтенантом МВД Кузнецовым. Те, передавая Флигера, не могли, разумеется, не похвастать: гляди, мол, кого привезли.

«Товарищ Кузнецов, — оправдывался позже в спецсообщении Козик, — не зная, как поступить с ним, позвонил мне на квартиру, называя его настоящей фамилией. Таким образом, с первого момента прибытия в тюрьму части офицерского и надзирательного состава стало известно подлинное лицо этого заключенного».

…Постепенно ситуация устоялась. Вопрос фамилии Флигера был решен просто: заключенному была присвоена фамилия его последней (в то время) жены — Васильевой. Васильев Василий Павлович — так он стал значиться во всех официальных документах тюрьмы. Так вел и переписку с родственниками.

Тюремная биография «зэка Васильева» складывалась своеобразно. Первоначально он был помещен в камеру с двумя заключенными, «отсиживающими» по пресловутой 58–й — то есть по максимуму, как и требовал в свое время полковник Калистов.

Подполковник Козик констатирует: «Оба осуждены… на длительные сроки заключения, уже давно содержатся у нас в тюрьме, нами изучены, один из них наш источник». Все, кажется, нормально. Но опять осечка: экс—генерал «не сжился» (небезынтересная формулировка) с одним из сокамерников. Последнего пришлось перевести. С тех пор Флигер делил «комнату» лишь с одним человеком — тем самым «нашим источником». Почему Василий «не сжился» со вторым заключенным, объясняется просто — лишние уши и глаза могли впоследствии явится утечкой ценной информации, компрометирующей Хрущева и его окружение.

«Весной пятьдесят третьего меня вызвал начальник тюрьмы, — рассказывает бывший надзиратель Владимирской тюрьмы Степан С. — Задал несколько вопросов о здоровье, затем приступил к делу: „Москва дала шифровку. К нам высылают спецэтап из одного заключенного. В жизни не догадаешься, кого. Разжалованного генерала Василия Сталина!“ „Не может быть, — говорю. — И что с ним делать? Перевоспитывать?“ „В самую точку, — отвечает, — попал. Именно перевоспитывать. Но я их, в Москве, не понимаю. Они что, работать разучились? Есть же сотня проверенных способов. Тогда почему к нам?“

Он жестко проинструктировал, сделав упор на выполнении охраной двух обязательных требований. Ни одна душа не должна знать о его пребывании у нас. Ни одна написанная буква не должна попасть наружу.

Вскоре из «воронка» вывели человека в черной робе. Он, не глядя на тюремное начальство, быстро прошел за разводящим в корпус. Мы же молча разошлись, теряясь в догадках: нет ли тут какого «московского» подвоха?

Василий поразил нас дисциплинированностью, опрятностью. Он был абсолютно замкнут, все время о чем—то размышлял. Начальник постоянно напоминал: «Смотрите за кацо в оба. Наверняка он мысленно прорыл подземный ход до самого Тбилиси».

Как—то осенью я возвращал его в камеру с прогулки. Он замешкался и сказал комплимент: «Ты не похож на вертухая». А вскоре во время ночного дежурства я заглянул к нему в камеру через глазок и увидел, что сын Сталина стоит у самой двери.