Последняя жатва - Ким Лиггетт

Я успеваю добраться до опушки леса, прежде чем у меня начинается рвота, а когда поднимаю взгляд, вижу, что бечевка внутри круга натянута в форме пятиконечной звезды. Пентаграмма.

За всем этим стоит Ли, а не Тайлер. Это уже не просто шантаж – это личная месть. Он хочет, чтобы моя семья страдала за то, что с ним сделал отец. Но я не стану ставить под удар Джесс, чтобы сохранить тайну моего отца. Чтобы сохранить наше наследие. Отец разрушил это сам, когда изменил маме. Впрочем, поколение семей-основательниц Мидленда было погублено уже давным-давно, когда предки продали наши души дьяволу в обмен на свои земли. Вспомнив об этом, я наклоняюсь, хватаю горсть земли и швыряю ее прочь изо всех сил.

Я слышу какой-то шелест, слышу – за стеной сосен раздается хруст, резко оборачиваюсь, но там никого нет. Возможно, это была сова, возможно, обломилась сухая ветка, а может быть, речь идет о чем-то намного, намного худшем.

Бредя обратно к пикапу, я достаю из кармана телефон и звоню шерифу Илаю.

Он не отвечает, и я оставляю ему сообщение:

«Я ходил на место, где раньше был детский лагерь, надеясь отыскать Джесс. Да, я знаю, знаю, но там есть одна штука, на которую вам надо посмотреть. И думаю, что еще вам нужно будет осмотреть могилу моего отца. Кстати, Ли – мой единокровный брат. Я узнал об этом только вчера и думаю, теперь вам понятно, почему ему и Джесс нельзя быть вместе. Найдите ее ради меня, а я сделаю кое-что для вас. Сделайте сегодня вечером ставку на победу команды старшей школы Мидленда. Поставьте на нее все свои деньги».

Когда я паркую машину на своем обычном месте – в заднем ряду нашей школьной парковки, все вокруг выглядит как сцена из какого-то дурацкого фильма о жизни старшей школы, а не как напряженный момент в развитии событий, предсказанных в пророчестве о пришествии дьявола.

Все одеты в цвета нашей команды по американскому футболу: красный и черный, и девушки из группы поддержки заявляют о себе в полную силу. Все они зазывно улыбаются, так что кажется, будто едва ли не любая из них готова стать твоей. Мне это ни к чему, но большинство из них ясно дают понять, что ради команды готовы на все. Иногда мне думается, что так и вправду было бы лучше – переспать с одной из них, и дело с концом, но даже теперь, несмотря на все происходящее, я смотрю на Эли, которая ожидает меня возле машины Тайлера, и понимаю, почему я этого не сделал. Я абсолютно уверен, уверен до мозга костей – я желаю, чтобы первой и последней у меня стала Эли. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы мы с ней смогли соединиться.

Люди снуют вокруг, как будто сейчас утро Рождества, и в воздухе явно разлито какое-то электричество, но чем дольше я смотрю на эту сцену, тем яснее вижу, что в этом сновании есть система.

Все ученики словно танцуют вокруг подростков из совета Общества охраны старины, тех, которые еще живы, порхая поблизости, но не вступая в контакт, как будто кто-то координирует их движения в режиме нон-стоп, и невольно вспоминаю мух.

Мух.

– Привет! – Дверь моей машины открывает Дейл, едва не вызвав у меня сердечный приступ.

– О, господи, Дейл! – вздыхаю я, выходя из пикапа.

– Почему ты мне не перезвонил и что, черт возьми, случилось с твоими волосами?

– Только не сегодня, Дейл, – бормочу я, хватая свой рюкзак.

Он садится на капот пикапа. Ему известно, что этого я терпеть не могу.

– Что? Теперь ты стал слишком хорош для меня, раз вернулся в команду? И раз ты снова с Эли? – Он щелкает зажигалкой опять и опять, и передо мной словно наяву встает мой ночной кошмар – девушка, сгорающая заживо.

Я выбиваю у него зажигалку и, схватив его за грудки, стаскиваю с капота.

– Ты вообще не понимаешь, о чем, черт бы тебя побрал, ты говоришь?!

Он моргает.

– Да что на тебя нашло, кузен?

– Просто отвали, понял? – Я отпускаю его рубашку и иду к машине Тайлера. Мне не по себе из-за того, что я так его отшил, но я не хочу, чтобы сейчас он был рядом со мной. Вокруг меня слишком много смертей и неопределенности.

Эли обнимает меня и гладит по затылку, покрытому щетиной длиной в четверть дюйма.

– Вот и ты, – говорит она, и я сразу же чувствую, что готов слиться с ней и забыть то, что произошло вчера вечером. Но я не могу сделать это сейчас, потому что завтра мисс Грейнджер вернется, привезет с собой экзорцистов, и всему этому будет положен конец. Так или иначе.

– Оставь это до того времени, когда закончится игра, – говорит Тайлер и, не глядя на нас, направляется в школу. – Дай ему стимул, чтобы он победил.

– Мы все поедем сегодня на озеро Хармон, – вяло говорит Тэмми. – И разведем там костер.

Эли улыбается мне, свежая, как только что вспаханное поле. Я провожу пальцами по красным и черным лентам, свисающим с ее кос, и думаю о том, что должен верить – все образуется.

Если дьявол реален, то реален и Бог.

И я должен верить, что он присматривает за нами.

Стадион набит битком. Мне не надо это видеть, потому что я это чувствую. Грохот ботинок зрителей, топающих на трибунах в такт мелодии, которую играет школьный ансамбль. Гул большого экрана просачивается к нам в раздевалку сквозь толстые бетонные стены.

Некоторые игроки молятся. Некоторые выпускают пар, колотя по своим шкафчикам. Я же предпочитаю сидеть тихо и читать сборник игровых и тактических схем, освобождая свой разум от всех отвлекающих мыслей. Раньше меня могло отвлечь беспокойство всего лишь по поводу того, сдам ли я экзамен по тригонометрии или нравлюсь ли Эли, не то что теперь, когда я тревожусь о том, что дьявол может явиться в наш город и распространить свое владычество на весь мир.

Но беспокойством делу не поможешь. Мисс Грейнджер уже делает свою часть работы. А я должен сделать свою. Она сказала мне добиться победы в этом матче, и именно это я и намереваюсь сделать. По правде говоря, я и сам хочу победить. Хочу испытать нечто, что поможет мне забыть о том, что я чувствую сейчас: душевную боль, смятение, горе утраты и ощущение того, что я сошел с ума. Завоевать победу в матче – это то, что я умею. Я умею и преодолевать линию обороны соперника, не отдавая ему мяч, и делать точные броски. Я понятия не имею, что случится завтра и наступит ли это завтра вообще, но теперешний момент принадлежит мне, мне одному.

Мимо проходит Эдди Лэндерс, подняв большой палец в знак того, что у меня все получится. Я знаю – после смерти моего отца было много разговоров о том, что я уже не тот, что я утратил способность побеждать. Что я потерял кураж. Так что я, конечно, должен доказать, что это не так, но в предстоящей игре речь для меня пойдет о чем-то большем.

Играя в американский футбол, я всегда мог забыть обо всем остальном. Мне надо было добиться одного – попадания мяча за линию ворот. И каким образом я это сделаю, решал я сам. Это мое дело. Моя прерогатива. Моя команда. Пусть кое-кто утверждает, что в американском футболе квотербекам присущ комплекс Бога, но лично я не хочу чувствовать себя Богом. Мне просто хочется ощущать себя частью чего-то большего, нежели я сам. И в течение вечера не думать ни об отце, ни о моей семье, ни о Ли, ни об Эли, ни о пшенице, ни о дьяволе. Мне хочется просто играть в американский футбол. И все.