Принцесса и Ястреб - Ева Миллс

Сегодня они в этой комнате ради меня – и со мной. Все так же переговариваются вполголоса, иногда улыбаясь чему-то внутри себя, иногда смахивая слезу. Скоро они разойдутся и снова станут простыми женщинами: язвительными, часто склочными, капризными, мстительными и сомневающимися. Но в момент, когда я смотрю на них – это тайный орден, сестринство, богини.

Я оставалась в стороне, позволяя потоку беседы течь сквозь сознание и тело, пробуждая боль, окутывающую приливами волн, освобождая меня.

– Веледа. Мама.

– Спрашивай, что хочешь.

– Ты оставила меня. Почему?

Я так боялась, что она скажет: "потому что любила" и тогда мне выход только разрезать себя пополам, но она задумчиво посмотрела в камин, трескуче ворчавший сгорающими ветками вишни.

– Я думала избавиться от ребенка. Мне было семнадцать, когда я начала выезжать в свет, мечтала о приключениях, а Даррелл был такой блистательный, романтичный. А еще нищий и лживый. Он знал, что Геральт, барон – никогда не отдаст ему меня с моим приданым по доброй воле и пошел окольным путем.

– Он соблазнил тебя?

– На раз-два-три. Я была такой дурой, птенчик, прямо напрашивалась на неприятности. Росла без матери, балованная девка, распущенная и бесстыдная – привыкла получать все, что хочу, по первому хлопку в ладоши. Стыдно вспоминать, этому прохвосту даже стараться особо не пришлось, я сама вешалась ему на шею.

– А потом?

– А потом узнала, что беременна. Надо признать, я, хоть и была безмозглой курицей, складывать два плюс два умела. На несчастье Даррелла, узнав, что в тягости, я пошла первым делом не к нему, а к отцу. И он, после того, как откричался вдоволь, конечно, разложил передо мной пасьянс. Так и так, мой Королек, тебя почти сожрали с потрохами. Твой герой – даже не злодей, а так, шакал. Моя любовь увяла в одно мгновение – не такая уж, наверное, и любовь была, а просто похоть в штанах.

Но тебя я хотела оставить. Сначала думала избавиться, так зла была на папашу твоего, но рассудила, что когда-нибудь все-таки придется заводить ребенка, а статус ходячего дополнения к голове с членом никогда больше с того раза меня не привлекал, так что репутация порченого товара меня не смущала.

– И? – рассказ заворожил меня, я слушала не дыша.

– И мы с Геральтом придумали план. Разыграли сцену "разгневанный отец лишает блудную дочь наследства", тем самым отбив Дарреллу желание заявить на меня свои права. Напоказ вышвырнутая из дома, я уехала в дальнее поместье близкого друга барона, где просидела всю беременность, родила тебя, залечила уязвленные гордость и самолюбие и продумала планы на жизнь. К твоим трем годам я созрела для изменений. Отец одобрил мою задумку, на несостоявшееся приданое помог купить этот особняк – и дело пошло. Даррелла я с тех пор так и не видела, знаю, что его увезла к себе в терем какая-то толстая богатая барыня и держит за комнатную собачку. Говорят, он доволен. Ну, а я довольна, что тебе достались мои мозги и стойкость, а от него единственное лучшее, что в нем было – густые белокурые волосы. Оказывается, я уже и забыла, как они выглядят за столько лет.

Ну а дальше ты знаешь.

– Ааа. А Колин, ты говорила, Колин. – слишком много новой информации поступило неожиданно, и я вдруг сделалась косноязычной, забыв, как связывать слова.

– Тот самый друг Геральта. Ему тогда было тридцать пять, он в два раза старше меня. Но это уже тебя не касается, так, мой птенчик?

– Так. – слегка ошарашенно кивнула я, и она расцеловала меня в лоб, щеки, нос, взъерошила перья волос, подоткнула одеяло.

– Все уже разошлись, и рассвет скоро. Спи, любовь моя и не бойся. Сегодня никаких снов.

И действительно, ночь прошла спокойно, я открыла глаза отдохнувшей и легкой. Пустой, вдруг пришло осознание. Не легкой, пустой.

Я спустилась вниз, помогла на кухне с обедом, больше делать было нечего, и я ушла в сад.

Ноги сами привели меня к тому месту. Их не было и внутри засосало тоскливо и тянуще. Я так хотела попрощаться. Попросить прощения. Сказать, что я

люблю и что мне жаль. И вдруг поняла, как кто-то подсказал, что надо сделать. Бегом вернулась на кухню, под изумленными взглядами кухарок похватала все необходимое, снова отправилась в сад. Отрезала прядь широкую прядь волос – на локон не набралось бы при всем желании, положила в маленькую медную лампу, добавила букетик, который таскала в кармане, отрезала розу – от себя, уколола палец, выдавив несколько капель крови. И чиркнула спичкой.

Маленький костерок взметнулся вверх, неприятно защипало глаза жженой шерстью и скоро в чаше осталась только горсть пепла. Я поняла, что плачу, только когда мои слезы смешались с пылью, и тогда уже рыдания было не остановить, и я обняла землю, по которой бегали ее маленькие ступни, вжимая пальцы в черную влажную почву, ощущая прохладу, прелую свежесть, запах прощания. Осколок камня пролился наконец-то из моего сердца, живота и души и наступила тишина.

– "Список Сьюзен Энтони" и католическая церковь сожрут тебя за эту главу с потрохами.

Я только пожала плечами.

– Ну и пусть. Хорошо быть послушной домохозяйкой, носить чистое белое пальто и учить других, как надо поступать правильно. Только вот есть на свете женщины, которые каждый год считают, сколько лет было бы сейчас их не рожденному ребенку.

Ему нечего было мне возразить, и он промолчал.

– Ты ведь не считаешь.

– Не потому, что поступала правильно. Мне везло.

– Представь, что у тебя бы не было Маризы. Или Киры и Джоша – представь, что ты тогда сделала аборт? Когда мы узнали, что ты беременна – ты ведь думала над этим – недолго, я решил, что это был просто приступ естественной паники, но получается, что нет? Ты не хотела рожать? Я заставил тебя?

– Нет. Нет. Хавьер, остановись. Это другое. Не сравнивай наши ситуации. У меня был ты, мы любили друг друга и в принципе, подсознательно были готовы к серьезным отношениям. Ты не заставлял меня, никогда не думай так! Я люблю наших детей.

– Тогда почему ты не дала ей шанс полюбить своего?

– Ты против абортов? Ты из тех, кто считает, что греховно убить плод? Даже если женщина подверглась насилию? Даже если считает, что не готова – не хочет – становиться матерью? Ты осуждаешь?

– Ева, Ева, остынь! Я не знаю! Я признаю за женщинами право распоряжаться своим телом. Конечно, признаю, я не мудак. Но рассуждать об этом за бокалом в баре совсем не то, как когда сталкиваешься лицом к лицу.

– Ты не сталкивался лицом к лицу. Шелена – выдуманный персонаж.

– Да, но… Но представь, что на ее месте Моника. Или Мариза. Или ты, черт тебя подери! Я бы не хотел, чтобы они, ты – кто-то из вас! – делали аборт.

– То есть, если меня изнасилуют, и я забеременею, ты будешь настаивать на том, чтобы я родила?