Дай умереть другим - Сергей Донской

– Вы же сами распоря…

– Молчать! – оборвал говорливого подчиненного Ивасюк, сделавшись не просто багровым, а бурым. – Лучше Костечкина мне разыщите. Вдруг он что-нибудь знает по поводу этой разборки? – Подполковничья рука предложила собеседникам полюбоваться кровавыми разводами на стенах.

Они полюбовались. Прониклись. Стали докладывать наперебой:

– Посещали общежитие… Андрей там с понедельника не появлялся… Вещи на месте… Самого не видать… Никто не знает, где его носит…

– По кабакам, где же еще, – уверенно сказал Ивасюк. – Водку жрет, по бабам шляется.

Именно этим занимался накануне сам подполковник, а потому его версия прозвучала весьма убедительно.

– Может, нам рейд ночной устроить? – оживились опера. – Обойдем основные точки, присмотримся. Кстати, и на Леху Катка есть шанс наткнуться…

– С пьяных глаз, – проворчал Ивасюк, поправляя свои маскировочные очки. – Операцию в общем и целом одобряю, но казенных денег на ее проведение не дам.

– Как же так? – старлей с капитаном погрустнели.

– Нету денег! – отрезал Ивасюк. – Фонды управлению постоянно урезают, сами знаете. Короче, финансы поют романсы.

Накануне он пропил что-то около трех тысяч, просадил в два раза больше за карточным столом да еще приволок любовнице целую охапку израильских роз без запаха. Воспоминания не радовали. Глупые вопросы подчиненных бередили душу.

Они этого не понимали. Надеялись выцыганить хотя бы сотню-другую:

– Товарищ подполковник, а…

– Все! Я сказал!

Бессмертный образ Жеглова не давал Ивасюку покоя точно так же, как и всем его милицейским коллегам. Будь Жеглов в три раза толще и рыхлее, носи он воротник второго подбородка и провисшие в промежности штаны, подполковник сумел бы добиться гораздо более полного сходства с этим мужественным персонажем. А так приходилось ограничиваться характерным жестом. Указательный палец описывает в воздухе мертвую петлю и ставит точку под произнесенным: «Я сказал». Вот так. Сказано, что денег нет, значит, их нет и не будет.

Разговор с подчиненными должен быть коротким и бескомпромиссным.

– А теперь докладывайте по поводу осмотра места происшествия, – сурово скомандовал Ивасюк, сверившись со своими часами.

До управления десять минут езды, три минуты хода до кабинета. Ну, сейф открыть, где бутылка водки припрятана, это уж совсем не проблема.

– Только сопли мне здесь жевать не надо, – предупредил он открывшего рот капитана. – Четкость, ясность, оперативность, вот наш девиз!

– Что с ним? – спросила Светлана шепотом, когда Громов, не сказав ни слова, направился прямиком в кухню.

Трах-тарарах. Что-то грюкнуло, что-то стукнуло. Потом все стихло. Из-под закрытой двери потянуло уличной прохладой и табачным дымом.

– Курит, – пояснил Костечкин почти благоговейно.

– Это я и без тебя догадалась. Как он? Вы что, зря съездили?

Лейтенант обескураженно покачал головой:

– Ага. Опять непруха… Что такое «не везет» и как с ним бороться… Эх!..

– Ты для этого при Громове находишься? – осведомилась Светлана. Тюрбан из банного полотенца на ее голове угрожающе накренился.

– Для чего – «для этого»?

– Чтобы вздыхать? Руками разводить?

– А что я могу?

– Что, совсем ничего не можешь? – Светлана сорвала полотенце и помотала головой так энергично, что кончики волос дважды стеганули ее по щекам.

– Ой, только не надо меня доставать! – занервничал Костечкин. – Без тебя тошно.

– Но в бомбоубежище вы проникли?

– Проникли. А Ленки с дочкой там не оказалось. Только четыре бандитских трупа. У них уже ничего не выведаешь.

– Это Громов… их? – осторожно спросила Светлана.

Ей не доводилось видеть, как Громов обращается с пистолетом, но она почему-то была убеждена, что это получается у него ничуть не хуже, чем управлять автомобилем и женщинами. Даже лучше. Некоторых мужчин легче представить себе без штанов, чем без оружия. Громов принадлежал к их числу. Светлана совсем не удивилась бы, если бы услышала, что трупов было не четыре, а в два раза больше.

– Их еще до нас пощелкали, – неохотно признался лейтенант. – Наверху оперативно-следственная бригада работала, так мы их разговоры подслушали. Стреляли в основном самодельной картечью – шляпками от гвоздей. Свидетели показывают: в офис ворвались лица кавказской национальности. Четверых бандитов они уложили на месте, двоих увезли в багажнике.

– Ленку и Анечку? – испуганно предположила Светлана.

– Нет. Катковских братков. А куда сам Леха запропастился, неведомо. – Костечкин хотел было вздохнуть, но вспомнил язвительное замечание собеседницы и сдержался. – Громов считает, что это Леха заложниц вывез. Тайком. И теперь добраться до него за полтора суток не успеть, а денег, которые мы надеялись у Зинчука стребовать, тоже нет.

– Почему-то мне кажется, что вас опередил Сосо… Ну, тот грузинский хам, о котором я Громову рассказывала. – Светлана слегка порозовела. – Владимира, моего мужа, тоже он умыкнул. Почему бы вам не заняться им вплотную?

– Дохлый номер. Когда мы возвращались из школы, Леха Громову снова перезвонил. Напомнил о сроке, сказал, что Ленка и Анечка у него. – Костечкин неумело нахмурился. – Олег Николаевич во время разговора с ним бодрился, чтобы слабину не показать, а потом…

– Что потом?

– Разогнал свою «семаку» до ста шестидесяти, вывел на разделительную полосу и спрашивает: «Ну что, Андрюша, любишь быструю езду?» Мимо встречные машины: фыр, фыр… В динамиках: «инту зэ файе-оо-оо!» Я ему ору: «Нет, Олег Николаевич, такая езда мне совсем не нравится». Он: «Я так и думал. А потому вылезай, Андрюша, я дальше сам поеду, один». И тормозит у обочины.

– А ты? – спросила Светлана, глаза которой стали круглыми, как у героини какого-нибудь мультфильма.

– А я не вылез, – буркнул Костечкин. – Олег Николаевич пригрозил голову мне отвинтить и за шиворот хватался, а потом извинился и замолчал. Так и молчит до сих пор.

– Ему бы водки, – предположила Светлана.

– Скажи еще: бабу!

– Бабу даже лучше.

– Ха-ха-ха, – отчетливо произнес Костечкин. Этим он давал понять, что его смешит самоуверенность глупой девушки.

Светлана лишь фыркнула по-кошачьи и вышла из комнаты. На ней не было ничего, кроме старенького халата с чужого плеча, скорее всего Ленкиного. Грубоватая ткань поглаживала затвердевшие соски, снизу тянуло холодком. Странное это было чувство: ощущать себя одновременно похотливой самкой и… заботливой дочерью, может быть, даже немного матерью. Такое приятное и такое тревожное состояние. Раньше Светлана никогда ничего подобного не испытывала.