Все не случайно - Вера Алентова

Когда Юля работала во МХАТе, она играла с Иннокентием Михайловичем в спектакле «Эквус», и Смоктуновский, обычно скупой на похвалы, сказал нам, что Юля – талантливый человек. Оценка Иннокентия Михайловича была нам дорога.

Дочери Смоктуновского Маше понравился наш кокер-спаниель, и Смоктуновские купили щенка такой же породы. Поскольку мы иногда гуляли вместе, наши собаки сдружились и наш пес знал Иннокентия Михайловича. Как-то нам пришлось уехать на день, и мы попросили Иннокентия Михайловича утром вывести погулять нашу собаку вместе со своей. Иннокентий Михайлович сказал: конечно, какие разговоры. Приходит Иннокентий Михайлович утром к нам, чтобы вывести нашего Гаврюшу. Какое там: Гаврила, завидев Смоктуновского, опрометью рванул в кухню и забился в угол под диван, были такие кухонные диваны – «уголок». Пес сидел в углу и ни на какие призывы не реагировал. Иннокентий Михайлович и так, и эдак, и руками махал, и песню пел, и на четвереньки становился. Бесполезно… Обращался к его разуму, уговаривал: Гаврюша, посмотри на меня внимательней, ты ведь меня хорошо знаешь! А Гаврюша вжимался в стену еще сильнее. Потом Смоктуновский привел в помощники своего пса и говорит: посмотри, это же твой товарищ, ну вы же вместе гуляете. Ни на каких товарищей наш не реагирует: мол, понятия не имею, никого не знаю, сижу в углу. И тут Иннокентий Михайлович вспомнил, что я еще просила дать Гаврюше миску мяса и показала, где лежит еда. А поскольку у породы кокер-спаниель ощущения сытости отсутствуют и они могут есть не переставая, то Иннокентий Михайлович кусочками мяса выложил нашему трусу дорогу от дивана до входной двери. Жадность победила страх, и пес, съедая через каждый метр по кусочку, таким образом вышел из угла, ему наконец надели ошейник и вывели погулять. Иннокентий Михайлович мне потом сказал: «Верочка, одной миской не обошлось…»

Когда вскоре, после выхода на экраны «Москва слезам не верит», мне позвонил Олег Павлович Табаков и спросил, нет ли у нас в театре какого-нибудь свободного помещения, где мы могли бы с ним порепетировать что-нибудь интересное, я была счастлива. Что именно, он пока точно не знает, но интересное – наверняка. Я уже знала, что у Табакова есть свой маленький театр, впоследствии названный «Табакеркой», где он растит юных актеров, очень строго их отбирает и строго воспитывает. Зал у них крошечный, помещение подвальное, но работают они много, увлеченно и спектакли выпускают регулярно.

Я решила, что деятельный Олег Павлович задумал еще что-то новенькое, что он меня таким образом в это новенькое, возможно еще не оформившееся, приглашает. Так что я пришла с предложением Табакова в дирекцию и к тогдашнему главному режиссеру театра. Я знала, что свободные помещения для репетиций у нас имелись, но, к моему удивлению, мне отказали. Ну, ладно мне, я в это время только становилась популярной актрисой, но Табаков – любимец публики, все, что он предлагает и делает, всегда привлекательно и вызывает огромный зрительский интерес! Я не понимала, как можно ему отказать. Я подождала еще какое-то время в надежде, что театр одумается, но театр не одумался. И тогда я струсила. Я не знала, как позвонить Олегу Павловичу и объяснить эту дикость. Мол, отказали нам, причем достаточно категорично. Меня это мучило, но я даже не могла придумать, как эту неприятную новость хотя бы сгладить… А потом решила, что звонить не буду. Олег Павлович, подумала я, за это время уже сам наверняка что-нибудь нашел, сам позвонит мне, и уж тогда я признаюсь, что театр нам отказал. Но Олег Павлович не позвонил.

Эта история повисла в воздухе и со временем вроде бы рассосалась. Однако впоследствии, встречаясь с Табаковым, я каждый раз испытывала чувство неловкости от того давнего недоразумения, хотя мы никогда больше эту тему не обсуждали. Мой муж, обожавший Олега Павловича, с которым у него сложились очень искренние отношения, сказал мне однажды: то, что я не позвонила тогда, Олег Павлович, скорее всего, воспринял как отсутствие интереса с моей стороны, так что мое молчание наверняка его обидело. Это мне в голову не приходило. Дело осложнялось тем, что, оказывается, примерно в то же время московские власти запретили Табакову вести преподавательскую деятельность. Я этого тогда не знала, но представляю, как Табаков переживал, и что он действительно мог обидеться на мое молчание.

Через пару лет мой муж увлекся драматургией Ференца Мольнара и захотел поставить его пьесу «Комедия в замке», где есть три роскошные роли, женская и две мужские. Он поговорил с Табаковым и Смоктуновским, заручился их согласием, мне предложил женскую и отправился к главному режиссеру театра Пушкина. И тоже получил категорический, обескураживающий отказ. Отказали и Меньшову, и Смоктуновскому, и Табакову! Табакову, присутствие которого на сцене или экране всегда обеспечивало сумасшедший успех!

…Когда Олег Павлович уже был сильно болен, я встретила на спектакле в нашем театре Марину Зудину, его вторую жену. И вдруг поняла, что могу рассказать ей о том совсем давнем случае, когда я струсила. Эта история продолжала мучить меня своей нераскаянностью, особенно после того, как я узнала диагноз Табакова. Я подумала: если расскажу ее Марине, то сниму, таким образом, невольный грех. Я рассказала ей все и попросила передать Олегу Павловичу, что очень его люблю и любила всегда, и считала за честь с ним поработать. Если он помнит, пусть простит мне ту давнюю мою трусость. Марина обещала передать и, надеюсь, передала… Увы, наши признания и раскаяния часто бывают запоздалыми и даже неуместными…

Я помню его в спектаклях «Современника». Каждая роль – явление чуда. Однажды увидела, как его герой в ярости покраснел и с надувшимися жилами на шее начал кричать (увы, не помню, как назывался спектакль), испугалась, что его опять хватит инфаркт, так это было достоверно и могуче.

Встречаясь с Табаковым на съемках, я каждый раз удивлялась его солнечному таланту. Входя в павильон, он сам светился улыбкой, и вокруг него все сразу начинали улыбаться, будто солнышко заглянуло к нам в павильон.

Когда Табаков после смерти Ефремова возглавил МХАТ, в нем проявились качества блестящего менеджера. Как только Олег Павлович слышал, что где-то появился интересный творческий человек, он немедленно приглашал его и загружал работой. В театре работали немыслимое число звезд: и прошлых лет, и только что засверкавших. И публика раскупала билеты на спектакли своих любимцев задолго до числа, указанного в афише. При Табакове театр процветал и богател. А поначалу, в годы, когда с деньгами у актеров было особенно туго, Табаков доплачивал им, и даже не из театрального кармана. Когда я поинтересовалась, каким образом он эти деньги добывает, Табаков ответил: «Богатые люди приходят ко мне сами, сами деньги приносят».

Так велико было желание оказаться полезными именно Табакову, оказаться причастными именно к его таланту. Он умел завоевывать симпатии самых разных людей, не очень утруждаясь. Только невероятным обаянием. И это еще одна удивительная черта Олега Павловича.

Поразительной мощи актер и поразительной работоспособности.

Сочиненная Гафтом эпиграмма была колюче смешна, но абсолютно справедлива: «На свете столько нет армян, сколько ролей сыграл Джигарханян».