Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи - Чарльз Кловер

Дугин, которого Проханов пригласил в газету одним из первых, применил свои таланты памфлетиста и пропагандиста на службе преторианской гвардии СССР. Автор песни «П-ц проклятому Совдепу», подвергавшийся в 1983 году допросам в КГБ, явно пережил внезапную трансформацию личности. Проханов разглядел в нем то, чего русскому консервативному движению недоставало почти «по определению», – он был в тренде. Хотя Дугин так и не расстался со своими «фирменными» галифе, стрижкой «под скобку», бородкой, он был «энергичен и молод, полон свежих идей. Он был настоящим пророком», вспоминал Проханов.

Не совсем ясно, каковы были должностные обязанности Дугина. Судя по статьям, его пригласили в качестве специалиста по теории заговора, чей умозрительный интерес к эзотерике и оккультизму служил приправой к довольно-таки банальному без такой добавки набору стандартных формул насчет невидимой руки и вражеских сил, действующих за кулисами и порождающих хаос. «Одной из актуальнейших тем в прессе и в политике стала проблема заговора», – писал Дугин в первом же номере «Дня». Статья «Угроза мондиализма», опубликованная в декабре 1990 года под псевдонимом Л. Охотин, описывала нарастающие усилия мировой элиты по формированию тайного мирового правительства.

Как всякий умелый памфлетист, Дугин большую часть материала позаимствовал у других. В его статьях появлялись хорошо знакомые пугала: Совет по международным отношениям, Трехсторонняя комиссия, Федеральная резервная система, Бильдебергский клуб. Эти давно стершиеся клише маргинальных американских сурвивалистов или бородатых европейских леворадикалов вдруг проникли – через посредство печатной машинки Дугина – в Россию. Он жадно впитывал разнообразные теории заговора. В качестве эпиграфа первой его статье была предпослана знаменитая фраза Вальтера Ратенау, советника кайзера Вильгельма: «Триста человек, каждый из которых знает лично остальных, управляют судьбами Европейского континента и выбирают своих наследников из непосредственного окружения». Это весьма старое, обветшавшее представление о заговоре, однако в России оно еще не имело широкого хождения, и его, как и прочие теории заговора, с энтузиазмом принимала публика, для которой разочарованный цинизм заменил все прочие мировоззрения.

На самом деле Россия давно обладала сомнительной славой конспирологического центра мира. Представьте себе международную секретную секту, которая на протяжении десятилетий, если не столетий, преследует одну и ту же революционную цель – ниспровергнуть существующий порядок и править миром из-за кулис, – и скажите, чем это отличается от хрестоматийного описания Коммунистической партии Советского Союза. Ею правили именно что заговорщики: ни одна смена руководства за jo лет советской истории не обошлась без заговора, и явное пристрастие российской элиты к секретным планам уходит корнями в XIX век, когда царская полиция играла с революционерами в кошки-мышки, причем охранка и революционные ячейки до такой степени были взаимно начинены вражескими агентами, что порой уже не понимаешь, кто есть кто. В 1904 году царского министра внутренних дел Вячеслава Плеве убили, бросив в его карету бомбу. Выяснилось, что за убийством стоял его лучший агент Евно Азеф, который еще четыре года после покушения продолжал получать от полиции жалованье за доносы на товарищей по партии[321]. Примерно в то же время охранка, насколько известно, состряпала одну из самых бесстыжих теорий заговора, «Протоколы сионских мудрецов»; по мнению наиболее авторитетных специалистов, этот текст был написан по заказу Петра Рачковского, резидента Охранного отделения в Париже.

Перед Дугиным стояла примерно такая же политическая задача, как и перед Рачковским: дискредитировать революционные элементы в России, которые были тогда на подъеме, изобразив их некоей расползающейся по миру зловещей угрозой. Надо отдать Дугину должное, сам он (правда, несколько позднее) категорически отвергал теорию еврейского заговора, не принимал исторического ревизионизма и отрицал подлинность «Протоколов сионских мудрецов». Он не поддался искушению и не подгонял различные «заговоры» под этнические или конфессиональные предрассудки, что могло бы стать причиной для насилия. Ни в одном из описанных Дугиным заговоров не мелькают тени Льва Троцкого, барона Ротшильда или оруэлловского Эммануэля Голдстейна – человеческие лица не служат мишенями. Изрыгая одну безумную фантазию за другой, он все же сохранял обдуманную дистанцию от собственных теорий и явно следил за тем, чтобы его рассуждения не обернулись реальной ненавистью или физическим насилием. Каким-то образом он сочетал безответственную демагогию с пониманием, что в конкретных мишенях нет такой уж необходимости, более того, они снижают градус дискуссии. Зло проступает в наиболее чистом виде, пока остается скрытым и бесформенным.

Написанная в феврале 1991 года статья «Великая война континентов» – один из характерных для Дугина примеров такого рода. Самая сенсационная из опубликованных в «Дне». Опираясь на прочитанные им геополитические трактаты и наставления, почерпнутые у представителей крайне правых европейских движений, Дугин истолковал эзотерический смысл холодной войны не как борьбу между коммунизмом и капитализмом, но как скрытый конфликт двух тайных элит – народов моря и народов суши, «планетарный «заговор» двух противоположных «оккультных» сил, чье тайное противостояние и невидимая борьба предопределили логику мировой истории».

Незаурядный интеллект Дугина соединял случайные факты в законы, совпадения – в причины и следствия. Политические бури бывшего Советского Союза он считал проявлением закулисной борьбы между марионеточными ставленниками атлантизма и агентами Евразии. Он зашел еще дальше и скопом обвинил КГБ в причастности к атлантическому заговору, в то время как патриоты-евразийцы, разъяснял он, это соперники КГБ из военной разведки ГРУ. Они часто сталкивались с КГБ – и хранили верность Отчизне.

Позже, с энтузиазмом приняв восхождение к власти Владимира Путина, бывшего подполковника КГБ, Дугин с готовностью взял обратно свои слова об этой «конторе». В предисловии к антологии своих теорий заговора (2005) он признает, что в первоначальном тексте «Великой войны континентов» имелись «многие очевидные сегодня нелепости, несоответствия, неточности и преувеличения». Его жена Наташа ныне о тех давних работах отзывается еще более резко: «Отстаньте уже от него, ему было 28 лет!»

Теории заговора всегда легко приживались в России, где люди привыкли начинать чтение «Правды» с последней страницы – мол, там пишут то, о чем правительство предпочитает едва упомянуть. Теории заговора распространялись и потому, что они часто соответствовали истине, а также потому, что из них, по сути дела, и состояла пропаганда сверху. Такие теории, по мнению Ханны Арендт, «в большей степени соответствуют потребностям человеческого ума, чем сама истина». Главное преимущество теорий заговора перед реальностью состоит в том, что реальность не столь логична, последовательна и организованна, как любой заговор (в теории). Стоит отметить: европейские тоталитарные режимы XX века всякий раз убеждались, что втемяшить равнодушному народу идеологию легче всего в виде теории заговора. Мало кто из немцев слыхал про расовые теории до возникновения Третьего рейха, и большинство русских сто лет назад не владели основами диалектического материализма – однако все охотно читали «Протоколы сионских мудрецов» и верили в них, а потом в «заговор Уолл-стрит» и в троцкистский заговор. Теперь теории заговора заполняли идеологический вакуум после падения коммунистической идеологии.