Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи - Чарльз Кловер

Пытаясь объяснить жизнеспособность теорий заговора, отдельные авторы объясняли их распространение в некоторых обществах своего рода параноидальным бредом или когнитивным расстройством, при котором люди склонны видеть схему и умысел там, где ничего подобного нет. Другие специалисты рассматривают теории заговора как пережиток религиозности, как новый вариант незримой битвы космических сил добра и зла, секуляризированный реликт иудеохристианского сознания в современном облачении, который вновь воскресает на фоне социальных кризисов.

Дугин выбрал весьма умный поход к этой теме, он попеременно продвигает такие теории и иронически их деконструирует, приравнивая теории заговора к мифу и религиозной демонологии. За «Великой войной континентов» последовало «Введение в конспирологию» (1990), где Дугин анализирует собственную работу: «…наличие или отсутствие самого «заговора» ровным счетом ничего не изменило бы в данной проблематике»[322] – и проводит «параллель с религией, которая существует не за счет факта Бога, но за счет факта Веры»[323].

Теория заговора, таким образом, избавлялась от обязанности приводить доказательства. Дугину не требовалось доказывать истинность своих теорий, ему достаточно было доказать факт их существования: «В нашем случае можно было бы сказать, что «заговор», в самом общем смысле слова, существует, так как существует исторически и социологически фиксируемая вера в него»[324]. Люди, верящие в НЛО, второго убийцу, стрелявшего в Кеннеди, и заговор тамплиеров, уравнивались в правах с протестантами, буддистами и бахаистами, чья вера в определенном смысле опирается на методологию схоластики. При изучении Корана обычно ставят себе задачу не доказать или опровергнуть Коран и хадисы, но усвоить содержащееся в этих текстах вероучение.

В широком распространении теорий заговора Дугин видел как раз признаки религии, элемент иррационального: это свидетельствует «об устойчивых бессознательных архетипах, которые приводят конкретные факты и события к мифологическим парадигмам». «Конспирология действует без правил и законов: здесь все может случиться»[325]. Дугин рассуждал как бы со стороны, иронически излагая самые фантастические теории заговора и тут же объясняя, что теории заговора – манипуляции, фейк, симптом душевного заболевания, психиатрический шлак прежних эпох, когда такие же точно феномены приводили к сожжению ведьм. Ирония была постоянной спутницей манифестов Дугина, которые без нее звучали бы крайне жестко, но он оказался одновременно критиком, теоретиком и практиком искусства, где эти три роли должны бы взаимно друг друга исключать. И эту странную позицию Дугин занимает на протяжении двух десятилетий. В своих книгах Дугин попеременно играет две роли: вот он – манипулятор на манер Макиавелли, мобилизующий легковерную публику изощренной пропагандой, и тут же деконструирует собственный труд, добавляя изрядную щепотку сомнения и устанавливая аналитическую дистанцию.

Дугин прилагал немало усилий, чтобы обнажить перед читателем собственные манипуляции, он откровенно сам себя разоблачал. В 2005 году, когда «Великая война континентов» переиздавалась в антологии «Конспирология», Дугин с гордостью писал: это «первый пример сознательной и структурированной конспирологии» – несколько расплывчатое определение своей миссии, но ясно выраженное стремление мистифицировать и манипулировать. Казалось бы, такая оговорка подрывает основную цель конспирологии – убедить людей в реальности заговора, однако на самом деле Дугин применяет искусный риторический инструмент, весьма эффективный для воздействия на циничную и разочарованную постсоветскую аудиторию: он позволяет зрителям заглянуть за кулисы и таким образом устанавливает с ними связь и сразу же начинает навязывать свое мнение вкрадчивым голосом советника китайского мандарина, шепчущего своему повелителю на ухо. Такая позиция сделалась визитной карточкой умного пропагандиста, эксплуатирующего не легковерие читателя, а разочарование и цинизм.

Теории заговора, от помешательства на НЛО до версий убийства Кеннеди, – продукт современности. Исследователи, пытаясь объяснить господство теорий заговора, сосредоточивались преимущественно на их иррациональном элементе – например, на тех психологических факторах, которые подкрепляют подобные убеждения. Однако есть и меньшинство, которое считает, что распространенность теорий заговора можно хотя бы отчасти объяснить существованием реальных заговоров[326].

В 1990-е годы теории заговора буквально затопили российское общество, и тут сказались все перечисленные выше факторы. Распад Советского Союза и нарастающий экономический кризис, который ему сопутствовал, оказались столь внезапными, что воспринимались как результат злого умысла. Как, к примеру, объяснить, почему одно из самых могущественных в мире государств добровольно отказалось от завоеванных в тяжелой борьбе сателлитов и в конце концов само перестало существовать? Конечно же, вмешались закулисные зловещие силы… Вместе с тем распространение теорий заговора связано и с увеличением числа реальных заговоров: начиная с августовского путча 1991 года и далее на протяжении 1990-2000-х Россия управлялась по большей части именно через заговоры, комплоты и манипуляции. События октября 1993 года – хрестоматийный пример заговора; далее последовали чрезвычайно спорные выборы Бориса Ельцина на второй срок (не обошлось без вмешательства группы олигархов), назначение Владимира Путина преемником и Вторая чеченская война – о причинах и следствиях все еще продолжаются жаркие дебаты, спорят в том числе и о формате каждого из этих заговоров, вот только не остается сомнений в том, что это именно заговор.

И кстати, стоит отметить, что свои теории заговора Дугин создавал в пользу одного из заговоров – комплота генералов и людей из госбезопасности, которые в августе 1991 года предприняли первую безуспешную попытку захватить власть. Положение Дугина, писателя и публициста, обслуживающего военный заговор, придавало ему ореол таинственности, и он, похоже, с удовольствием играл эту роль. Иными словами, его авторитет специалиста по заговорам укреплялся благодаря тому, что Дугин сам себя подавал как заговорщика – причем, как выяснилось, с достаточным на то основанием.

23 июля 1991_го в газете «Советская Россия» появилась статья Проханова, подписанная рядом генералов, известными общественными деятелями и членами правительства, – все они вскоре окажутся замешаны в неудавшемся перевороте. (Для публикации была выбрана «Советская Россия», а не «День», поскольку у нее тираж достигал 4,5 миллиона.) Текст назывался «Слово к народу».